— Давай, давай, проходи, парень, к своей немчуре! Нашел же работу — немцу переводить.
И машет рукой — давай, иди отсюда! Я открываю рот, чтобы сказать, что меня направили на индивидуальный досмотр, и даже успеваю что-то промычать, как он:
— Не задерживай! У меня вообще-то очередь! Вали давай!
И я — прохожу, сначала неуверенно, а потом — быстро, понимая, что вот оно — чудо. Снова пронесло!
Я вернулся в вагон, упал на обшарпанный дерматин сидения, щелкнул тумблером лампы и улыбнулся, глядя перед собой. Когда-нибудь меня возьмут. Но не сегодня. И уже это — повод для короткого мгновения счастья. Губы снова расплылись в спонтанной улыбке. Немец, который наблюдал за мной со своего места, наверное, подумал, что я улыбаюсь тому, что мне было приятно ему помочь. Дурак! Кажется, тот тип счастья, который я ощущал сейчас, совершенно незнаком представителям его цивилизации. Они не могли бы жить с осознанием того, что завтра тебя возьмут. А если не завтра — то послезавтра. А мы с этим живем. Все мы. И при этом мы счастливы. Счастливы на одно мгновение, потому что через минуту счастье утонет на дне мрачных мыслей или неоправдавшихся надежд. Но в этом и есть чудо счастья, что оно всегда — на секунду. Моргнул — и его нет. А поэтому надо не моргать как можно дольше.
Джанки
Как вы уже догадались, я интеллектуал.
Во-первых, в отличие от большинства моих современников-хомячков, которые ничем кроме шоу «Веселые коты» или «Полный Писец» с Сергеем Писецким в сетевизоре не озабочены, я много где учился. И почти все, где учился, закончил, if you know what I mean. Имею научную степень по гуманитарным наукам, полученную в престижном университете Среднего Китая.
Во-вторых, я не питаю иллюзий по поводу той жопы, в которой живу.
В-третьих, я постоянно занят интеллектуальной деятельностью. Это значит — временно безработный. Быдло ходит на работу с девяти до пяти, я много учился для того, чтобы быть хозяином самому себе. Я иду в офис, ослепляю там всех:
- манерами;
- дипломами;
- владением языками.
Делаю рывок, за несколько месяцев зарабатываю себе на пропитание на ближайшие года два и ложусь на дно заниматься интеллектуальной деятельностью. Когда деньги на еду (и наркоту) кончаются, снова иду в офис. Pour fair confession[7], последним местом моей работы была раздача листовок косметического молочка для ног после бритья L'Etoile перед входом в гипермаркет «Евразия» — но это исключительно потому, что я не хотел обременять себя долгосрочными полугодовыми контрактами с каким-нибудь офисом. Я стоял, жарило солнце, ко мне цеплялись прохожие, которым казалось смешным, что такой зрелый мужчина занимается работой для студентов, а я думал: «Диоген бы мной гордился!»
