Дальше шли рабочая одежда и простая, но ноская обувь. Второе было важнее, чем первое. При наличии швейной машинки с ножным приводом чинить и шить ватники сможет любая женщина, а вот попробуй научись тачать хотя бы самые простые ботинки… И резиновых сапог уж точно взять будет негде. И если без нормальной одежды еще можно перекантоваться, то без нормальной обуви не поработаешь в слякоть или в мороз.
Много у них было запасено и того, что старушки традиционно покупают при первых признаках «разрухи»: соль, спички, сухое горючее, хозяйственное мыло. Для себя берегли сельхозинвентарь, столярные, слесарные и шанцевые инструменты, швейные принадлежности. К дефицитным товарам, которые для обмена не предназначались, относились также лекарства и топливо: бензин, керосин, солярка, газ в баллонах. Разве что будущие покупатели предложат очень выгодные условия…
Но это не скоро, говорил себе Богданов. В первые дни будут больше грабить, чем заниматься бартером.
>* * *
Разговор не клеился, пока среди них находился чужак. А в том, что это чужак, сомнений у старшего не было.
— Федя, а что ты так сиротливо сидишь в сторонке? — Голос Богданова был ласковым, но все, кто его знал, понимали, что это плохой знак. — Невеселый какой-то. Скажи что-нибудь. Как жена, как детишки?
— Нормально. Вы это, мужики… — Казалось, Федор долго прокручивал все в голове, прежде чем заговорить. — Я вот че хотел сказать. Ухожу я… Задолбало меня.
Он явно думал, что это заявление их шокирует. Но ни Богданов, ни остальные и бровью не повели.
— Уходишь? — хмыкнул старший. — Тогда за каким лешим, дорогой мой человек, ты приехал?
— Вещи свои забрать. «Айземанн» мой. На даче нужен. И так, по мелочи…
— Ни хрена себе заявочка, — прошелестел по комнате ропот. — Соскочить решил? Хер тебе моржовый, а не генератор. Запчасти вместе покупали.
— Дело твое, Федя, — подал голос Богданов, призывая всех к тишине. — Мы этот вопрос оговаривали. Никто тебя не держит, не хочешь быть в команде — забирай свой дизель и проваливай. Еще вопросы?
Мужик бросил на него взгляд, полный неприязни.
Богданов не мог понять, как раньше не разглядел его гнилое нутро. Ему уже встречались такие люди — вроде гоголевского Манилова. Сначала загораются, типа горы свернут, море им по колено. Но только столкнутся с трудностями, как из них выходит весь пар. А потом подворачивается новое увлечение и все начинается сначала.
Теперь человек перед ним справедливо чувствовал себя гнидой, но винил в этом окружающих, которые якобы не оставили ему выбора; винил товарищей, теперь уже бывших. А еще понимал, что, если уж показал себя гадом, надо хотя бы извлечь из этого пользу.
