Зов Лавкрафта | страница 9

Провисшее брюхо урагана разродилось чудовищем. Уэсуги увидел извивающуюся среди водяных смерчей тьму, услышал страшный голос, трубивший где-то высоко в небе, над изливающимися соленым ливнем тучами. Щупальца мрака тянулись к земле и пробовали на вкус этот пропитанный кровью остров, этот странный мир, где смыслом жизни была смерть на войне.

Со стороны войск Нобунаги послышался многоголосый вой ужаса. Рожденные для войны, закаленные в сражениях и не знающие пощады воины вспарывали себе животы прямо в воде, торопливым сеппуку спасая себя от неминуемого позорного безумия, ибо только оно или еще более позорная смерть от разрыва сердца могли последовать за столь чудовищным приступом страха.

По валившимся тут и там в холодную грязь телам собственных воинов, Уэсуги мог судить о количестве тех, кто ослушался его приказа и снял повязку с глаз.

Тэдоригава превратилась в бурлящий котел с соленым кровавым бульоном. Битва была окончена.

Историки оставили нам разные трактовки тех событий. По одной версии, Уэсуги Кеншин разгромил своего очередного врага, благодаря своему исключительному и выдающемуся военному таланту. По другой, битва не состоялась вовсе: генералы Оды Нобунаги отступили, увидев невыгодность своих позиций и выполнив все условия своего благородного противника. Бесспорным остается только тот факт, что в 1577 году в битве на реке Тэдоригава Нагао Кагетора, Уэсуги Кеншин из клана Уэсуги Норимасы, Бишамонтен из Этиго, одержал безоговорочную победу над 40-тысячной армией Оды Нобунаги, вдвое превосходившей численностью его собственное войско, а спустя несколько месяцев его настигла внезапная и загадочная смерть в покоях его любимого замка Касугаяма, откуда открывается величественный вид на море.

Перед смертью он сложил такое стихотворение:

Ни раем, ни адом меня уже не смутить, и в лунном сиянье стою непоколебим — ни облачка на душе.

Мы с Ликой сидели на пустынном ночном пляже у самой кромки воды. Чуть теплые воздушные потоки разливались от остывающего моря, позволяя не прятать лицо в толстый шарф. За спиной стихал городской шум, исчезали редкие огни. Бесконечно далекие звезды отражались в неподвижной глади.

Казалось, мы сидим на берегу затаившей дыхание вечности.

Нас окружала пустота.

Сонный город, безжизненные горы, черная глубина возле ног… Ни единого звука. Зима поглотила каждый шорох и каждый всплеск. Каждый шаг и каждое слово растворились, стали частью безликой тишины.