Всего каких-то десять часов, сказал он себе. Потерпи. Представил, как откроет двери музея и пройдет по длинному пыльному коридору к витринам, где сольется взглядом с домом на холме. Город, напомнил он себя, город тоже важен — не только фрагмент древнеримской стенописи. Он улыбнулся, думая об этом.
Улыбка быстро угасла.
Чувства и ожидания притиснула аномальная жара. Весь день он прятался от нее в своей квартире, наглухо закрыв и зашторив окна, не выпуская из рук кружку с квасом. Потом взял рюкзак, закрыл двери и двинулся в сторону вокзала, и вот — варится в собственном соку в обшарпанном купе.
Вошла девушка. Вадим не разобрал, как она выглядит. Белое размытое пятно лица — подарок периферийного зрения.
Разве в купе не должны разделять пассажиров по половому признаку, особенно в ночные поездки?
Она тоже не поздоровалась. Кажется, глянула бегло, закинула сумку на свободную верхнюю полку и вышла.
Сколько еще стоять?
Телефон остался в шортах, а Вадим не хотел шевелиться. Теперь он знал, как обстоят дела в преисподней. Никаких вил и котлов с кипящей водой. Тебя просто закрывают в душном тесном помещении и уходят.
Он чувствовал, как на нем, будто на грядке, созревают крупные капли пота, как они текут по коже, не охлаждая, сливаются в лужицы, обволакивают.
Вернулся сосед. Одетый, лег на нижнюю полку. Девушка с верхней (теперь будет лежать напротив, подглядывать, как он плавится) осталась в проходе напротив двери. Смотрела в окно. Вадим по-прежнему видел лишь ее силуэт. Большая задница, маленькая голова, пепельные волосы — собраны в пучок?
Тронулись.
Он долго не мог понять, работает ли кондиционер. Лежал, стараясь не делать лишних движений.
Заглянула проводница, женщина в возрасте с плохой кожей и скошенным подбородком.
— Закройте дверь, чтобы холод не уходил. Кондиционер включили.
Холод, отупело подумал Вадим. Что это значит?
Соседка зашла и закрыла за собой дверь.
Вадим обтерся краем мокрой простыни. Ждал избавления. Ощутил кожей почти неуловимое касание. Струйка прохладного воздуха. Насколько она реальна? Он продолжал обливаться потом.
Перевернулся на живот, прижался щекой к подушке и выглянул в окно.
Березовый подлесок скатывался влево. Вадим смотрел на какие-то луговые цветы, белые, с крошечными соцветиями: они росли на склоне оврага и из окна движущегося поезда сливались в полосу прибрежной пены. В сумерках белое стало серым, растеклось, размазалось.
На тропинке, выходящей из леса, сидел пес и смотрел на поезд. Пес был большой, растрепанный, похожий на волкодава. Хотя Вадим не был уверен, что правильно представляет себе эту породу.
