Кривозубый кансаец-официант усадил вновь прибывших за свободный стол, отвесив положенный поклон самураям, однако, склонился еще ниже перед простым солдатом, отметив его холеные руки, красивое лицои аккуратную прическу.
Аромат саке смог ненадолго разбавить миазмы этого заведения. Уэсуги с любопытством рассматривал представителей этого странного бородатого племени, которые представлялись больше животными, чем хитроумными торговцами, искусными оружейниками и отважными мореплавателями. Пока он не мог понять, каким образом у этих людей устроены мозги, если, чтобы начать поклоняться своему богу, они сперва его убили…
Сновавшие под ногами пестрые куры с кудахтаньем разбежались — к столу нетвердой походкой подошел какой-то оборванец, слишком грязный и вонючий даже для гайдзина. Спутанные волосы были заплетены в косу, которая, видимо, не расплеталась много лет и представляла собой серый, пропитанный грязью, как будто просмоленный, канат. Заросшее до самых глаз косматой бородой лицо выражало крайнюю степень отрешенности и какого-то странного превосходства, взгляд блуждал без всякой цели, а рот непрерывно шевелился, извергая чужеродную речь. Это пугало отгоняли ото всех столов, и он бесцельно топтался по трактиру в тщетных поисках собеседника.
Уэсуги повел бровью, и услужливый секретарь тотчас осведомился у переводчика, кто этот человек.
— Густаво Алвареш, бывший матрос со «Святой Беатрисы», — ответил старый моряк. — Живет сейчас при церкви. С тех пор, как умом тронулся, к морю близко не подходит. Даже не смотрит в его сторону. Воды так боится, что и мыться перестал. Бормочет свои небылицы… Богохульник! И как его падре терпит?.. Моряки — народ суровый, богобоязненный, бывало, напьются и давай его колошматить, чтоб заткнулся, уже и не смотрят, что юродивый… В печенках уже у всех его россказни!.. Ну, безумен человек, что ж поделаешь… Пшел вон, пес брехливый!
— О чем его речи? — снова спросил секретарь, повинуясь еле заметному сигналу господина.
— Ох, право, и говорить не стоит! Ну… История его такая: был он в команде на «Святой Беатрисе», которая потонула в шторме у Кюсю. Ребята с «Альбатроса» подобрали бедолагу в море на обломке мачты. Один из всей команды выжил. А когда оклемался, начал тараторить беспрерывно… Такое, что и повторять-то — грех. Богохульство и мерзость. Морского дьявола поминал… Ребята его хотели за борт выбросить — уж так он всех перепугал… Пастор корабельный не дал. Сказал, юродивого грех губить, будем молиться за спасение его души. А он в трюм забился, в самый темный угол, и, как волна поднимется чуть больше обычного, кричал так, что и вправду будто сам дьявол вышел из глубин… Гоните его прочь, господа, мой вам совет!
