знаний, построить в тысячи раз более мощную радиостанцию?
— Н-ну… в общем… это выглядит довольно безнадежно. Может быть, если вы наденете один из их шлемов, то вам придет в голову блестящая идея?
— Люди пробовали надевать. Один раз попробовал и я. Шлем отлично действовал минуты три, после чего у меня началась дикая головная боль. Она не стихала целую неделю. Мозги у прыгунов устроены более грубо, чем у нас, поэтому излучение шлема им не вредит. Наши знания не позволяют переделать шлем так, чтобы он подходил человеку. Может быть, мы когда-нибудь сумеем сделать это, но не раньше, чем избавимся от них.
Некоторое время собеседники сидели молча, курили. Затем сэр Ховард спросил:
— Если можно, расскажите мне, где вы почерпнули всю эту информацию? И откуда взялись у вас книги?
— Ну, я всю жизнь старался хорошо использовать свои уши, глаза и разум. Могу добавить, что давно сделался профессиональным грабителем. Книги, как и большая часть информации о прыгунах, в основном, были украдены. Кое-что собрал Турлоу Миттен еще до того, как я стал, с ним работать. Прыгуны просто не в состоянии осмотреть со свойственной им тщательностью все углы, чердаки и подвалы в каждом старом доме.
— Некоторые ваши высказывания напоминают мне о том, что иногда говорил мой брат Фрэнк, — задумчиво сказал сэр Ховард.
— Салли рассказывала о нем, — отозвался Элсмит. — Это было ужасно… Прими мои соболезнования.
По интонации рыцарь понял, что хозяин знает о Фрэнке гораздо больше, чем хочет показать. Но ему много о чем надо было подумать, а потому сэр Ховард решил пока не расспрашивать о брате.
— Тут он бросил в меня нож, и большой палец моей ноги так крепко пригвоздило к бревну, что я никак не мог стряхнуть с себя эту деревяшку. Тогда я и говорю: — Майк Брэди, я собирался выпустить из тебя кишки и сделаю это!
Сказав так, я схватил вилы и бросился на него. Тогда он побежал, а я рванул за ним. Но сам знаешь, когда к твоей ноге пришпилено двадцатифутовое бревно весом около шестисот фунтов, быстро не побежишь. Поэтому через милю-другую я увидел, что он опережает меня уже на двенадцать с половиной футов, и тогда я швырнул в него вилы, и они воткнулись в дерево и прижали его шею к стволу, и он стоял совсем беспомощный. И я взял свой нож и выпустил ему кишки.
— Теперь, — сказал я, — ты навсегда запомнишь, каково грубить Эли Кахуну!
— О’кэй, — сказал он. — Полагаю, я действительно был несколько опрометчив. И если ты засунешь мои кишки обратно, то я не стану больше тебе грубить.
