1. — Согласен, — говорю я: — ведь все скреплено прочнейшими доводами. — 2. Тогда она говорит: — Дорого ли ты оценишь возможность узнать, что есть само благо? — 3. Бесконечно, — отвечаю, — если бы я обрел также познание Бога, Который есть благо. — 4. Да, я открою тебе это, — говорит она, — в основательнейшем рассуждении, лишь бы оставались прочными заключения, недавно сделанные. — Останутся. — 5. Не показали ли мы, — говорит, — что вещи, вожделенные большинству людей, не суть истинные и совершенные блага по той причине, что друг с другом разнятся и, так как одному недостает другого, не могут принести полного и совершенного блага? и что истинное благо тогда возникает, когда они совокупляются как бы в единый вид и действенность, так что самодостаточность совпадает с могуществом, уважением, знаменитостью и удовольствием, а не будь все они одним и тем же, не было бы у них никакого основания считаться среди вещей вожделенных? — 6. Это показано, — говорю, — и сомневаться в том никак нельзя. — 7. Итак, вещи, кои, разнясь между собой, никак не суть блага, а начиная быть единым, делаются благом, не оттого ли делаются благом, что обретают единство? — Кажется, так. — 8. Но все благое является таковым по причастности к благу: согласен ты с этим или нет? — Да. — 9. Итак, на сходном основании тебе следует согласиться и с тем, что единое и благо — одно и то же; ведь тождественна сущность тех вещей, чье действие по природе одинаково. — Не могу отрицать. — 10. Известно ли тебе, — говорит она, — что все сущее дотоле длится и существует, доколе оно едино, но гибнет и разрушается, как только перестает быть единым? — Каким образом? — 11. Например, у живых существ, — отвечает она, — когда душа и тело становятся единым и так пребывают, это называется одушевленным существом, когда же с их разлучением это единство уничтожается, сие существо гибнет и, очевидно, уже не может зваться одушевленным. 12. И само тело, пока пребывает в едином образе благодаря сопряжению членов, являет человеческий облик, но если его части, разделившись и разобщившись, расторгнут единство, тело перестает быть, чем было. 13. Если таким же образом осмотреть прочее, без сомнения, будет ясно, что всякая вещь существует, пока она едина, и гибнет, когда теряет единство. — Если рассматривать разные случаи, — отвечаю я, — кажется, что иначе быть не может.
