На вопросы она по-прежнему не реагировала. Джонс знал, что в ответ на сильный стресс или психическое потрясение у человека может развиться сонливость как защитная реакция организма. Он опасался, что девочка может впасть в кому, выбраться из которой практически невозможно. Только в книгах люди встают после летаргического сна или комы относительно целыми и невредимыми. В жизни же таких случаев практически не бывает. В организме человека за время неподвижного лежания происходят необратимые изменения, которые влияют и на мозг. Очнувшийся после длинного сна в несколько лет или даже месяцев уже никогда не станет нормальным человеком. Он не сможет думать, понимать, жить как обычные люди; скорее всего, это будет лишь подобие, злая карикатура на прежнего человека. Фактически растение, которое питается из трубки, из-под которого выносит судно сиделка, растение без чувств, желаний и мыслей. Будут одни потребности, и все. Хуже, чем мертвый. Не мертвый, но и не живой.
Нередко Джонс думал, что гораздо лучше для девочки было бы умереть в лесу вместе с подругой. Эти мысли таились глубоко в подсознании, задавленные другими, „правильными“ — о том, что врач должен любой ценой сохранить жизнь больного.
Однако часто гораздо гуманнее позволить пациенту умереть, избавив его от мучений. Врач не должен думать так, но если врач — живой человек, а не бессмысленная машина для лечения, он непременно подумает, глядя на изуродованного, искалеченного, раненого, умоляющего о смерти, что гораздо милосерднее исполнить его волю, помочь ему обрести покой. Джонс не знал, как сложится дальнейшая судьба Джейн. Сможет ли она выкарабкаться, сможет ли справиться с потрясением? А если справится, разве не будет ее всю оставшуюся жизнь преследовать призрак мертвой подруги, являться в кошмарных снах, мучить смутными видениями? Джейн стала очевидцем чего-то ужасного, как, впрочем, и Сибил. Одно дело быть убитой и совсем другое — смотреть, как убивают другого человека. Второе хуже, намного хуже, и не каждый справится с этим. Не каждому дано не сломаться, а выжить и выйти из подобного ужаса полноценной личностью. Джейн уже никогда не станет прежней, никогда.
Каждый день к ней в палату приходил психиатр, с ней пытались разговаривать, однако понять, слышит ли девочка обращенные к ней слова, понимает ли их, было невозможно. Она сидела с прежним безучастным выражением лица, и даже глаза ее не двигались. Ни малейшего движения, иногда казалось, что девочка даже не дышит.
