Если росой не окроплю тебя,
Смогут ли цветы зеленеть у тебя?..—
пел гусан Етум.
— Почему он поет? Ведь так разрушен Арсеняц. Нагаш… Да… Нагаша… Спасу, светоч мыслей наших. Спасу… — Мхитар поднял руку к голове, но Сатеник помешала ему.
— Опомнись, — прошептала она нежно, — ты же полководец.
— Эй, наполнить чаши! — Мхитар поднялся с места, вздохнул глубоко. — Выпьем за победу. Отныне ни один перс не осмелится подойти к очагу нашему. Истинно так! Выпьем за победу, за здравие Давид-Бека, за здравие войска и за ваше здоровье, братья, любимцы мои…
Мелики и военачальники бросились целоваться, петь. От воодушевления пили сверх меры.
— Выкурим персов из Нахичевана! — кричал мелик Еган. — И из Еревана, из Ширака! Клянусь жизнью!
— Скоро мы вступим в союз и братство с русским царем Петром! — воскликнул мелик Бархудар. — Покончили с персами. Я хочу пить, тэр спарапет, хочу плясать, пусть все поют…
Мхитар тоже захмелел. Ему казалось, что кто-то улыбается ему из тумана. Она, это ее тихая улыбка, ее глаза — черные, лучистые. Это ее рот, похожий на красный бутон…
Наваждение какое-то… Как бы он хотел забыть ее!.. Или, может, именно сейчас быть с нею, обнять, целовать ее молочно-белую шею.
Гусаны продолжали петь:
Лицо твое луне подобно,
Уста твои — о них тоскую я…
— Тоска, тоска!.. — Мхитар стукнул рукой по столу. Зазвенели серебряные тарелки. Свалился набок кувшин, из горлышка забулькало вино. Гусаны на мгновение умолкли, но тут же снова затянули прерванную песню. Сатеник горестно вздохнула. Мхитар ощутил на плече чью-то руку. Поднял голову — Агарон. Долго вглядывался в сына. Как он похож на Нагаша!
Вдруг Мхитар вскочил и обхватил Агарона, словно тому угрожала страшная опасность.
— Ты!.. — приглушенным голосом, задыхаясь, сказал он. — Мой сын, мой, мой!.. Нет, тебе не выпадет страшная доля. Не пущу! Мой Агарон!..
Пировавшие гости облили головы холодной водой, выпили пахты, отдававшей тмином. Затем Мхитар повел всех в другой зал. Мелики и военачальники, опухшие и одуревшие от пиршества, сразу протрезвели — так их поразил вид зала.
Он был обставлен искусно, человеком, знающим цену богатству. Мелику Бархудару почудилось, что он попал в царские хоромы. Обняв Бархудара за плечи, Мхитар усадил его на покрытую ковром и убранную подушками тахту. Другим гостям он просто предложил сесть. От такого обхождения Бархудар еще больше надулся и с гордостью взглянул на сыновей. Неожиданно он увидел перед собой самого себя. И чуть не подскочил от страха и удивления… С трудом разобрался, что видит в огромном зеркале свое отражение. В сердце зашевелилась зависть. Шутка ли — настоящее венецианское зеркало! А у него в доме только старое, мутное зеркальце, поглядишься — и чувствуешь отвращение к своей физиономии.
