Молчал Айзик и смотрел в землю.
- Эх ты, Айзик, Айзик!.. Свинья, - ну что в ней такого? И ее ведь тоже бог произвел... Значит, поэтому, бог ее не должен был производить? А, Айзик?
Но Айзик подымался и медленно шел прочь, а тот, кто спрашивал, был ли это кряжистый дрогаль, стоявший без дела, или подмастерье из пекарни, или печник, искавший работы, - так как он не расспросил еще всего, что было нужно, шел с ним рядом и спрашивал дальше:
- Сколько же теперь часов, Айзик?.. Вот у тебя часы такие, что уж вернее на всем нашем базаре нет... А?
Вынимал Айзик игрушечные детские часики и говорил поспешно:
- Четыре. (Всегда было четыре.)
- То-то и есть, а у людей - десять!.. А как же, Айзик, вот говорят, ты ветчину ел? Врут, должно?
- Нет, - говорит Айзик.
- Не врут?.. О-о?.. Ел, стало быть?.. Ах, Айзик, Айзик.
Озирается исподлобья Айзик, куда бы уйти; но еще много медленных вопросов.
- К Мустафе, в мясную, стало быть, скот пароходом прибыл, а пригнать некому с пристани... Ты бы, Айзик, пригнал, - пятачок даст.
- Двадцать, - говорит Айзик.
- Вот ты ведь дорогой какой, страсть!.. Там и скота-то чуть: корова большой, корова маленький, барашка... Свиней нет. Свиней и звания нет.
- Нет? - спрашивает Айзик улыбаясь.
- Ника-кой свиньи даже и-и зва... так маленькая, называемая поросенок... Кто этому делу несведущий, скажет сдуру, пожалуй: свинья, а только совсем это не свинья даже, - так только... поросеночек.
И когда Айзик, наконец, бежит, согнувшись, воткнувши головку в узкие плечи и далеко забирая тонкими ногами, - посмеются над ним, и опять скучно на базаре.
Играют в домино и в шашки; есть такие, что по сорока лет сидят в кофейнях все за теми же шашками, и уж лучше их никто, кажется, в целом свете не знает всех тонкостей этой игры. Или где-нибудь за столиком босяк Лаврентий, сам еле грамотный, пишет письмо на родину лудильщику-кавказцу Тамарлы, и около них дрогаль Гордей-курчавый, другой дрогаль - четырегубый Кузьма, толстый грек Пемпа, комиссионер, худой грек Сидор, каменщик, - много народу.
Сдвинув на затылок лохматую баранью шапку, черный, бородатый, весь в саже, Тамарлы кричит, сверкая белками:
- На короткий брат ему пишы!.. А как ему короткий брат нэт живой, пишы ему на длинный брат!..
- А как и длинного брата в живых нету? - спрашивает Лаврентий.
- А как длинный брат ему нэт, - пишы на короткий сестро!
- А если...
- А короткий сестро нэт живой, пишы ему да на длинный сестро!
