Как маленький Аль стал Эдиссоном | страница 6

— Временно исполняющий должность телеграфного аппарата, — представил его публике Эдиссон.

И тотчас же паровозный свисток под рукой Альвы залился неистовой трелью.

— Ту, ту, ту-у, ту-у, ту-у. Ту, ту-у, ту-у.

На том берегу услышали необычайный рев паровоза и заметили около него толпу. Там начали тоже сбегаться люди.

— С ума посходили, что ли, в Порт-Гуроне? — недоумевали они.

А паровоз, пропев куплет, замолчал, выждал некоторое время и снова точь-в-точь повторил его теми же короткими и долгими свистками. И еще и еще. Точно вдалбливал своим непонятливым слушателям мотив какой-то замысловатой песенки.

Телеграфист на том берегу вскинул брови и хлопнул себя по лбу.

— Ах, я осел! Ах, я безмозглый дурак!

— Что такое? В чем дело? — посыпались вопросы.

— Да ведь он с нами разговаривает по азбуке Морзе[2].

Эдиссон высвистывал на паровозе все тот же дикий куплет.

— Ну вот слышите: «Эй… вы… в… Сорни… Понимаете… меня?..»

Паровоз замолчал, но тотчас же с ожесточением заревел.

— Ха-ха-ха! — весь изогнулся от смеха телеграфист, — слушайте, слушайте же, что он кричит:

«Эй… вы… разини в Сорни… Понимаете… меня?»

Хохот прокатился по берегу. Через несколько минут здесь уже стоял другой паровоз. Для начала телеграфисты весело обругали друг друга, а потом железные глотки повели деловой разговор. Скоро обе станции были разгружены от телеграмм. Паровозы передавали их друг другу не хуже, чем телеграфные аппараты.

Когда время подходило к полуночи, усталые изголодавшиеся телеграфисты нетерпеливо поглядывали на дверь конторы.

Ровно в двенадцать часов дверь открывалась и входил кругленький плотный старичок с громадной корзиной в руках. Салфетка горбом вздувалась над горою пирожков, бутербродов и вкусных булочек.

Это было время отдыха. Контора оживлялась. Звякали медяки, на столиках перед каждым телеграфистом вырастали холмики из аппетитных вещей. Стук аппаратов замолкал. С веселыми шутками и смехом принимались служащие за еду.

Но к концу этого позднего ужина лица у всех вытягивались, и телеграфисты, поспешно дожевывая куски, бросали злобные взгляды на стену перед собой.

Дело в том, что стена начинала оживать. Сначала шел от нее странный шорох. Потом вырастали из щелей усы. Множество усов. Они шевелились, колебались, словно легкий ветер проносился над кустарником. Тогда вместо шуток в разных концах комнаты раздавались негодующие возгласы:

— Вот несчастье!

— Черт бы побрал эту контору!..

Когда-то контора служила рестораном, и в деревянной обшивке ее стен прижились и размножились несметные полчища тараканов.