Отец жил совсем в другом районе… совсем в другом. Где возле подъездов чистили снег до асфальта, где и асфальта, по сути, не было, все давно выложили плиткой. Центр. Где во дворе было много яблонь и груш, а посреди двора стояла эстрада с новыми лавочками… И много-много деревьев, и все яблони и груши, и вишни еще… Когда-то здесь был частный сектор, дома посносили, а сады оставили, и новые дома построили, теплые дома, основательные дома, советские дома — по старому ГОСТу. Потому как в этих домах, в этом новом дворе должны были жить все сплошь новые люди — лучшие работники соцтруда. А бабушка Вадима, мама его отца, как раз и была тем самым лучшим — работала директором школы, а этажом выше жил заведующий центральным универмагом, а за стеной — начальник заводского цеха, а этажом ниже — буфетчица филармонии, которая еще певицу Пугачеву помнила и рассказывала: «А, Алка, что ли? Помню-помню, шустрая девка была, любила коньячок с моим мужем выпить, тем более, что он, кобель, ее и угощал. А сейчас — вон, какая — певица, — всегда с гордостью вспоминала и добавляла, — не просто так, а Борисовна». Добрая была эта старушка-буфетчица.
И дружно все жили, как бабушка рассказывала: за солью друг к другу заходили, за спичками и, приходя, оставались на часок чайку индийского попить, поговорить за жизнь. А вечером во дворе собирались; в выходной день киномеханик фильм на эстраде показывал, какой-нибудь идеологический — про завод, а, бывало, что и мультфильмы — тогда весь двор собирался, человек сто, и все — дети. Детишки радуются, довольные, смеются. А за эстрадой папаши их за столиками сидят в домино, в шахматы играют, пиво «Жигулевское» пьют и даже не переживают, не волнуются, что детишки их без присмотра, одни кино смотрят; а что случится? — не украдут же их. И, если все это в мае, то весь двор в бело-розовом яблоневом цвету.
Слушал все это Вадим и не верил. Не верилось, что кино во дворе, что яблони в цвету, и все друг друга уважают и не боятся. И что, если ты живешь в этом районе, то ходи хоть ночью, никто тебя не тронет — главное, назови, кого знаешь из известных хулиганов, и иди себе с миром. Только на чужой район не заходи — отметелят и деньги отберут. А по своему — ходи, сколько влезет, хоть один, хоть пьяный, (это ему сосед, сын буфетчицы рассказывал; очень он тосковал по тем временам, особенно, когда его возле своего же подъезда местные же подростки пьяного поколотили и деньги отобрали, и все молча, без лишних вступлений. «Раньше, первым делом, спрашивали: «С какого района?» — вздыхал он). Неужели так было?
