Но вот заметили зловещее какое-то лиловое пятно, ползущее снизу от шеи на левую щеку Мушки.
- Что это?
- Синюха, - сказала сиделка.
- Тереть надо! Максим Николаич, трите! - вскрикнула Ольга Михайловна. Не руками, шершавым чем-нибудь... Одеялом!.. Сестра, голубчик, трите вы со мною, - он пойдет разводить самовар!.. Еще ванну!
Вставая, Максим Николаевич переглянулся с сиделкой. Та снова наклонила голову к правому плечу и сделала губами и глазами древний жест недоумения.
По террасе несся уже поток.
Дача стояла в выемке под бугром так, чтобы защититься от сильных тут зимою ветров, и теперь справа от нее, с дороги, забивши уже проточные канавы камнями и шиферной глиной, поток повернул на террасу, и около ножек самовара струилась желтая, пенистая вода.
Не нужно уж было разводить самовара для Мушки, умерла уже Мушка, - это видел Максим Николаевич, - и щепки, мокрые, кружились по полу террасы и уносились водой.
Но доносился из комнат голос Ольги Михайловны:
- Скорее самовар! Скорее, пожалуйста!.. Бутылки к ногам!
Максим Николаевич ударял топором по сухой еще крышке старого стола, стоящего тут же на террасе, отбил доску, взобрался на тот же стол, наколол из доски лучины...
Едва поставил самовар, вышла Ольга Михайловна.
- Она жива!.. Пульс появился!.. И синюхи уж больше нет... Надо за доктором!
- Что вы? Куда в такой ливень?
- Я вас прошу!.. Она умрет иначе! Умрет!
- Что же доктор может?
- Он что-нибудь сделает... Он знает...
- Господь с вами!.. Разве они у нас не были?
- Ну, не хотите сами, найдите Шуру, - пошлите!.. За Мочаловым... Он близко.
- Да не пойдет Мочалов! Зачем он пойдет?
- Пусть скажет, что надо делать!.. Ну, пойдите, я вас прошу!.. Напишите ему, что жива, - пульс есть... Ради бога!
Максим Николаевич взял свою разлетайку и вошел прямо в свежий грозовой ливень, точно в море вошел в одежде, и через пять-шесть шагов почувствовал, что промок насквозь. Ноги вязли в размокшей глине, - их присасывало, и большого труда стоило их переставлять... Точно и земля, как и небо, хотела доказать ему, что напрасно он шел... Но он и сам знал это...
Он догадывался, где теперь могла быть Женька и с нею Шура: в саду на одной из соседних брошенных дач. Уже давно там были сняты двери и окна в доме, разворованы вещи в сарае, вырублены деревья в саду на топку, но росла еще никому не нужная трава, и туда утром выгнал Женьку Максим Николаевич.
Шура сидела на подоконнике и мурлыкала что-то, болтая ногами, а Женька зашла от дождя в пустой сарай и мирно жевала жвачку, - так их застал кое-как добравшийся Максим Николаевич.
