Что касается задержанных полицаев, бургомистров, старост и других прихвостней, сотрудничавших с фашистскими оккупантами на нашей земле, мы, как правило, проведя необходимые и возможные по условиям войны следственные действия, направляли полученные материалы и арестованных в те города и села, откуда они бежали. Это избавляло нас от ошибок и способствовало более глубокому и объективному разбирательству по делам. Но сколько это отнимало у нас труда и времени!
В Польше пришлось впервые столкнуться и с бандами, сколоченными из остатков разбитых власовских частей. Подавляющее большинство власовцев объясняло измену Родине тем, что их, пленных, насильно загоняли в войска РОА, что в фашистских лагерях им в случае отказа служить немцам грозила голодная смерть, что они думали вернуться в Красную Армию, ждали подходящего случая. Это было, наверно, правдой, но не оправданием. Но были и такие, которые, оказавшись на освобожденной территории, продолжали пакостить. Переодевшись в форму советских воинов, они объединялись в банды, терроризировали и грабили местное население.
Одна из таких банд появилась в полосе наступления 5-й ударной армии. Более одной ночи банда в населенном пункте не задерживалась и, по рассказам жителей, была хорошо вооружена: имела орудие, зенитку, несколько грузовых автомобилей, конный обоз. Действовали бандиты в 20—25 километрах от наших передовых частей и в стороне. Ворвавшись в населенный пункт, они назначали коменданта и старосту из местного населения, через старосту устанавливали «контрибуцию» — реквизировали у населения вино, продукты, ковры, золотые и серебряные изделия, хрусталь, а напившись, бесчинствовали, насиловали женщин.
Слухи обо всем этом с быстротой молнии распространялись по польским селам и деревням. Нет нужды объяснять, к каким это вело последствиям. Военный совет потребовал от отделения «Смерш» и военной прокуратуры сделать все возможное, чтобы немедленно ликвидировать банду.
Помог случай. Как-то одна полячка обратилась с жалобой к первому попавшемуся ей советскому офицеру, который оказался работником военторга и сразу же привел ее к помощнику прокурора майору юстиции Я. Е. Гурничу.
Пригласили переводчика. Женщина рассказала, что она — сельская учительница, что во время оккупации вместе с односельчанами помогала советским военнопленным, и неожиданно заявила, что, мол, теперь русские плохо себя ведут. Выяснилось, что в их селе остановилась воинская часть, которая грабит жителей и глумится над женщинами.
