Эйми замолчала, потом неуверенно рассмеялась:
— Ты что, уже купил билет на тот свет?
— Гуэй, или голодные призраки, — это души китайцев, которые умерли насильственной смертью, — долетел до них голос лектора. — Исполненные обиды, они часто возвращаются на землю и строят живым всякие пакости.
— Что за чертовщину он несет, Росс? — удивленно спросила Эйми.
— Именно что чертовщину, — пожал тот плечами.
Росс сопровождал Эйми на похороны Мартина Биренбаума. После этого они никогда не вспоминали о нем. За время ее практики умерло еще несколько пациентов. Но Эйми больше об этом не заговаривала. В конце концов, подобно большинству врачей, она примирилась с тем, что смерть — это естественное завершение жизни.
Росс швырнул в озеро плоский камешек, который, подскочив пару раз, пошел ко дну, прежде чем второй брошенный им камень коснулся поверхности воды. Эйми кремировали… Прах ее — там, на другом берегу озера, у ее родителей. Как они с ним поступили, Росс не знал: через три года после смерти Эйми он перестал отвечать на их звонки и письма — это причиняло ему слишком сильную боль.
Росс надел ботинки и вернулся к машине. Сев за руль, он вспомнил еще одну историю, рассказанную лектором в книжном магазине. Мексиканцы верят, что в году есть особенный день, когда поднимается завеса, отделяющая этот мир от потустороннего, и души умерших посещают тех, кого оставили здесь.
Когда я буду умирать, прошу тебя, будь рядом.
Его не было рядом. Тем не менее он до сих пор не может расстаться с ней.
Институт Дженерра находился в Вашингтоне, Ди-Си[4], и из окна кабинета Мередит Оливер открывался вид на мемориал Джефферсона. Она находила в этом некоторую иронию. Дело в том, что многие ученые, работающие в той же сфере, что и она, отвергали концепцию, согласно которой все люди созданы равными. По их мнению, на протяжении всей истории человечества выживали сильнейшие.
Мистер и миссис де ла Корриа сидели напротив Мередит, то и дело нервно поглаживая друг друга по руке.
— У меня для вас хорошие новости, — с улыбкой сообщила она.
Мередит занималась предымплантационной генетической диагностикой уже десять лет и успела понять: ожидание результатов исследования порой является для супружеской пары бо́льшим стрессом, чем сама процедура искусственного оплодотворения.
— У нас есть три жизнеспособных эмбриона.
Карлос де ла Корриа страдал гемофилией. Опасаясь передать недуг своему потомству, они с женой решили прибегнуть к ЭКО, что давало возможность тщательно проверить каждый эмбрион. В утробе матери окажутся лишь те из них, что свободны от гена гемофилии.
