Императорский покер | страница 55
Их время только должно было прийти.
РАУНД ТРЕТИЙ
Раунд маршалов и генералов
(Решающая раздача под Фридландом)
В КРИКЕ ПЫЛАЮЩЕГО АИСТА
Время маршалов и генералов в императорском покере пришло очень быстро — уже в 1807 году — и продолжалось оно ровно полгода. Речь идет о франко-российской войне Anno Domini 1807 на территориях прусского и российского раздела Польши, то есть о так называемой "первой польской войне Наполеона". В этом раунде командиры армий и корпусов по обеим сторонам столика из фосок превратились в фигуры и наоборот — теперь солдаты стали фосками.
До 1805 года, а конкретно — до Аустерлица, французский солдат представлял собой базовый фундамент Бонапарта, его режима и его игры. Связанный с ним более чувствами, чем дисциплинарно, и осознанный ("солдат-гражданин", знающий на память речи Марата, Дантона и Сен-Жюста под названием "Свобода, равенство, братство"), настоящий интеллигент среди солдатской континентальной братии, он посещал всю Европу за счет посещаемых стран и хвалился этим. А поскольку посещал он их пешком, то под конец устал. Но отдыха все никак не было видно, зато все чаще ему грозил отдых в земле, рядом с ранее захороненными боевыми друзьями. И как раз это его начало поначалу беспокоить, а потом и злить.
Этот солдат не понимал, что постоянные войны развязываются не его идолом (и Наполеон постоянно старался вбить это в его голову своими воззваниями), а теми, idée fixe для которых стало свержение "корсиканского узурпатора" с трона — англичанами, которые платили за это золотом, и законным императором, Александром. Причины ему были до лампочки, важнее для него были эффекты. А вот эффекты не всегда бывали радостными. Солнце, осветившее поле битвы под Аустерлицем, и которое император назвал "солнцем победы", не могло опровергнуть факта, что точнехонько в то же самое время тратящая массу средств на празднование побед Франция очутилась на краю экономического банкротства. А кто его чувствовал более всего болезненно? Семьи крестьян, рабочих и ремесленников, то есть семьи храбрых, но постоянно отсутствующих дома французских парней.
Не на последнем месте были и другие обстоятельства из разряда, скорее, интимных, поскольку соломенные многие годы жены и невесты призывников испытывали страшный голод не одного только хлеба, и от этой нужды им в головы приходили всяческие глупые мысли. И солдату постепенно все это перестало нравиться. "Бога войны" он все так же обожал, но войну любить перестал.