Вскоре дед умер, и Филипп остался один в старом семейном доме на холме, на городской окраине. Сколько я ни пытался сбить его с выбранного пути, увлечь торговлей, или строительством, или просто математикой, раз непременно нужно сидеть с умным видом над схемами, но он так и был бесполезным мечтателем. Он знал имена звезд, мог с помощью них отличить юг от востока, собрал коллекцию диковинных песен и стихотворений, но при этом был крайне рассеян в ежедневных делах, не мог поспорить о цене на базаре и, казалось, не очень хорошо понимал, что нужно делать, чтобы ты был одет и сыт, чтобы не развалился твой дом, чтобы торговцы не ограбили тебя подчистую. Нет, пожалуй, было одно практическое применение его редкой книжной профессии: он умел вязать на веревках разные хитрые узлы. Но согласитесь, что это умение пригождается нам не каждый день и большинство проблем решить не поможет.
Сколько раз я предлагал ему поселиться вместе в городе, но он никак не соглашался, и по самой нелепой причине: в одной из заповедей моряков говорилось, что ни за что нельзя селиться в долине. В хорошем помещении в центре города, с друзьями, которые приглядят за тобой и помогут, среди еды, и музыки, и жизни — селиться нельзя, потому что так нам велит далекая звезда. А в пустом старом доме, где нет никого, кроме тебя и пыли, откуда до твоего же кабинета час пути по холмам, где ночью слышен вой волков и того и гляди рухнет крыша, можно. Волновался я за него, но помочь был бессилен, только иногда проверял его счета и выводил в свет, чтобы он не отвык от нашей компании и не заговорил сам с собой на непонятном древнем языке, вычитанном в дедовых книгах.
Помню, часами мы спорили с ним, сидя на склоне холма, обращенном к городу. Дурак ты, говорил, а порой и кричал я, на что ты тратишь свою жизнь? На сказки, Филипп. На нелепицу. Смотри, у меня кошелек полон золота, у меня по шкафам десятки белых рубашек и сапог по мерке, а ты так и сидишь в своей старой рубахе и просидишь в ней еще много лет. Ты прав, соглашался Филипп, платят мне, наверное, маловато. И он улыбался, глядя вдаль, и его глаза сливались по цвету с небом.
Я произносил горячие речи, стоя на гладком валуне на нашем склоне.
— Море — это прекрасно, Филипп, — говорил я, — но было бы хоть одно доказательство! Не что оно будет когда-то снова и что ваши знания пригодятся вашим далеким потомкам, а хотя бы что оно было когда-то, что все, о чем ты читаешь в книгах, было на самом деле! Вы столько поколений изучаете эти сказки. Неужели за все эти годы, века вы не нашли ни одного доказательства?
