Зубы у Хэйхая были острые, на запястье девушки осталось два глубоких следа. Клыки у него были как два шила, и эти два шила оставили две кровоточащие ранки. Каменщик подошёл помочь и, достав мятый носовой платок, хотел перевязать запястье девушки. Она оттолкнула его и, не глядя в его сторону, наклонилась, загребла горсть земли и положила на рану.
«Там же микробы!» — испуганно воскликнул каменщик.
Девушка вернулась к камням и, отыскав своё место, села. Она смотрела на рябь, которая, не переставая, бежала полосками по воде. К камням она не притронулась.
«Смотри, ещё одна спятила», «Да, Хэйхай, должно быть, колдун!» — шептались между собой женщины.
«Хэйхай, уйди с глаз моих, сукин сын. Даже собака не будет кусать руку, которая её кормит!» — ругаясь, каменщик вошёл в мостовой пролёт, где находилась кузнечная печь. Вдруг из пролёта ему прямо в лицо выплеснули грязную горячую воду. Целились метко, попали прямо в каменщика, ни одной капли мимо не упало. Его мягкие с рыжим отливом волосы, рабочая куртка, ярко-красный воротник фуфайки — всё покрылось железной стружкой и золой, с головы струйками стекала грязная вода.
«Слепая собака! — каменщик, бранясь, влетел в пролёт. — Кто это сделал? Ну, говорите, кто?»
Но на него никто не обращал внимания. Чёрный дым в пролёте рассеялся, в печи горел огонь, раскрасневшийся от жары старый кузнец длинными щипцами доставал из печи раскалённое добела зубило. От кончика молота с шипением разлетались яркие искры. Он положил зубило на наковальню, маленьким молоточком постучал по краю наковальни, наковальня ему ответила звоном. Его левая рука ловко орудовала длинными щипцами. Зажав ими зубило, он поворачивал его, а маленьким молоточком в правой руке быстро по нему стучал. Куда опускался его маленький молоточек, туда тотчас же ударял восемнадцатифунтовый молоток одноглазого кузнеца. Гладильный молот старого кузнеца работал стремительно, как петух, который клюёт зёрнышки, кувалда молодого кузнеца не отставала от него ни на шаг, разгоняя по пролёту горячий воздух. На фоне ошеломляющего грохота от молота в разные стороны разлетались искры, попадая на клеёнку, намотанную на пояса и ноги кузнецов, от них, шипя, шёл белый дым. Одна искра попала на голую кожу Хэйхая, и он скривил рот, обнажив два ряда белоснежных зубов, острых, как у волчонка. От ожога на животе появилось несколько волдырей, но он как будто не чувствовал боли, лишь в его глазах загорелись два беспокойных огонька. Его худые плечи поднялись, шея втянулась, скрестив руки на груди, он ладонями с силой зажал рот и подбородок, сплюснув нос.
