Поначалу взгляд Хэйхая был сосредоточен на камнях, но вдруг он услышал необычные звуки, доносящиеся с реки. Казалось, что рыбы шлёпают своими ртами, глотая пищу. Звук этот был едва слышен, он то удалялся, то приближался, и он изо всех сил напрягал зрение и слух, чтобы уловить его. Хэйхай увидел, как над рекой волнами поднимался воздух, и звук как будто исходил от него. Ему казалось, что если он будет смотреть на этот завораживающий воздух, то этот прекрасный звук не исчезнет. Его лицо разрумянилось, на губах показалась трогательная улыбка. Он уже забыл, где находится и что делает, будто рука, которая поднимает и опускает молоток, принадлежала кому-то другому. Вдруг он почувствовал, как онемел указательный палец правой руки, рука непроизвольно дёрнулась. Из его рта раздался не то крик, не то вздох. Он опустил голову и увидел, как ноготь разломился на несколько кусочков и из-под обломков ногтя сочится кровь.
«Хэйхай, ты что, по руке ударил?» — девушка подскочила с места и в два прыжка оказалась рядом с Хэйхаем. Сев на корточки, она сказала: «Ой, мамочки, как разбил! Кто ж так работает! Сам здесь, а мысли где-то далеко».
Хэйхай правой рукой взял горсть земли и наложил на разбитый палец.
«Хэйхай, ты в своём уме? В земле столько всякой заразы!» — девушка потащила Хэйхая к берегу, его ступни звонко шлёпали по сверкающему песку. На берегу она присела на корточки и, взяв руку ребёнка, опустила её в воду. От пальца мальчика в стороны побежали жёлтые струйки. Когда земля смылась, по воде потянулись красные ниточки крови, ноготь ребёнка был похож на расколотый нефрит.
«Больно?»
Он не отвечал. Его взгляд остановился на рачках, которые ползали по дну реки. Их тельца были совсем прозрачными, длинные усы чуть заметно колыхались, они завораживали своей красотой.
Девушка достала платок, на котором были вышиты китайские розы, и замотала им палец. Отведя его обратно к груде камней, она сказала: «Вот так. Сиди и играй, никто тебе ничего не сделает, дурачок».
Женщины, перестав стучать молотками, подняли на него влажные от слёз глаза, на площадке на мгновение наступила тишина. По синему небу, словно стадо овец, неслись белые облака, они отбрасывали пятнистые тени, то и дело накрывая бледную песчаную отмель и неподвижную реку. На лицах женщин читалась полная отрешённость — отрешённость бесплодной пустыни. Прошло какое-то время, прежде чем они очнулись и снова принялись дробить камни. Вновь раздался монотонный стук молотков, как бы выражая полную покорность судьбе.
