Папапа. Современная китайская проза | страница 41



Бинцзай захлопал в ладоши. Услышав чириканье воробьёв, он запрокинул голову, направив взгляд куда-то вверх. Спустя какое-то время он определился с направлением, ткнул пальцем и пробормотал: «Папа!»

— Шэн гуа[44] — значит, победим!

Мужчины с радостными криками вскочили на ноги. Но что именно всё это значит? Они посмотрели туда, куда указывал Бинцзай. Это был загнутый кверху карниз крыши. Сквозь черепицу проросла трава, а почерневший деревянный карниз напоминал израненного старого феникса, который устремил свой взор далеко в небо, силясь взмахнуть большими длинными крыльями. Там, под крышей, слышалось чириканье воробьёв.

— Он указывает на воробьёв.

— Нет, указывает на стреху.

— Стреха — «янь» и речь — «янь», боюсь, придётся помириться.

— Что ты несёшь! «Стреха» и «воспаление» звучат одинаково, а иероглиф «воспаление» состоит из двух «огней», значит, нужно напасть и поджечь.

Спорили очень долго, наконец всё же подчинились тем, кого считали «уважаемыми людьми». Снова атаковали, снова вступили в борьбу. Вернувшись после битвы, посчитали людей и обнаружили, что потеряли ещё несколько человек.

Деревенские собаки уже привыкли к сигналам рога. При первых его звуках шерсть у них вставала дыбом, одна за другой они протискивались в щели ворот, перепрыгивали через каменные стены и, словно выпущенные из лука стрелы, мчались, надеясь на добычу, вслед за людьми. На склоне, на развилке дорог, в канаве — везде им попадались трупы. Собаки рвали их в клочья, вгрызались в плоть, с хрустом перемалывали кости. Псы разжирели, глаза у них налились кровью, и, рыская в чащах, при каждом шорохе травы они выстраивались в боевой порядок, двигаясь, как дракон в зарослях тростника. Везде, где появлялась «голова дракона», оставались следы крови и куски плоти очередной жертвы, побывавшей в зубах стаи. Иногда у жителей деревни прямо в собственном дворе из вязанок хвороста вдруг вываливалась чья-то рука или нога.

Неожиданно собаки стали очень интересоваться людьми. Собирались ли люди говорить о делах, или два человека ссорились между собой — всё это привлекало собак. Они скалили острые зубы, а их языки, длинные и подвижные, колыхались, словно ленты на ветру или волны на воде в ожидании того, чем же всё это закончится. Говорят, что в семье Чжу И дедушка однажды задремал под деревом, а собаки приняли его за мертвеца и сильно покусали.

Бинцзай навалил на стул кучу дерьма.

Мать Бинцзая, как обычно, стала подзывать собак, чтобы они всё слизали: «На-на-на!»