— Да? А может, Шермушенко и правда состоял на службе в Министерстве обороны? И за особые заслуги получил звание майора? При этом — заметили? — в удостоверении не указано, где именно он работает. Состоит на службе в звании майора, и все.
Мы говорили, перебивая друг друга, и вдруг вспомнили про свидетеля Орлова, стоявшего возле нас с открытым ртом.
— Спасибо, Борис Николаевич, — спохватилась я. — Придете завтра в отделение. А мы, ребята, давайте доедем до прокуратуры и там спокойно все посмотрим.
Бедный Борис Николаевич обессилено опустился на лежанку, и, когда мы спускались по лестнице, еще слышалось его бормотание о том, что нет его несчастнее и что даже подкормиться его не взяли, Валерку взяли, а он рылом не вышел…
В прокуратуре мы еще раз рассмотрели удостоверение, но так и не пришли к единому мнению — подделано оно или подлинное.
— Ребята, вы уверены, что это документы жмурика? — пытала я присутствующих.
— Да он это, он, — наперебой заверяли меня все, включая доктора.
Дима даже привел мне несколько неоспоримых антропометрических фактов, доказывающих, что осмотренный нами покойник при жизни был не кем иным, как чернореченским бойцом Толиком Шермушенко.
Под напором железной логики присутствующих я сдалась и попросила одного из оперов в срочном порядке «прокинуть» Шермушенко по Центральному адресному бюро: в загранпаспортах, к сожалению милиции и прокуратуры, адреса не пишутся, а нам срочно требовался обыск по месту жительства Шермушенко. Кто его знает, может, там и форма майорская спокойненько на плечиках висит, и шашка на стене именная, подаренная лично Буденным…
Розыскник Виноградов справился о пароле, дающем право на получение сведений в ЦАБе, и стал дозваниваться в адресное, параллельно развлекая присутствующих:
— Слышите, ребятки, как я минувшей ночью прокололся? Засиделся в кабинете — спешить-то все равно некуда: жена в деревне, любовница на Черноморском побережье, а я как Ильич — всех по курортам отправил, вот, думаю, тут бы и поработать вволю… В общем, сижу, материальчики отписываю, ну и засиделся за полночь, и забыл, что в ЦАБе пароль в двенадцать ночи меняется. А у меня настроение хорошее, работа спорится, я звоню и игриво так начинаю: «Добрый вечерок, красавица! Это „Орел" беспокоит!» А красавица мне в ответ с подковырочкой: «Ты-то, может, и орел, а вот пароль уже другой!»
Тут он наконец дозвонился и, расплывшись в улыбке, стал любезничать:
— Але, красавица, Шермушенко мне, пожалуйста…
