Граф и свадебный гость [Черное платье] | страница 2

— Какой чудесный прозрачный вечер, мисс Конвей! — сказал он; и если бы Бюро метеопрогнозов могло слышать уверенность, сквозившую при этом в его тоне, оно бы не только подняло белый квадрат-сигнал, но и прибило бы его к мачте гвоздями.

— Только для тех, чье сердце способно наслаждаться им, — вздохнула мисс Конвей.

И господин Донован мысленно проклял эту прекрасную погоду. До чего же она бессердечна, эта погода! Ей бы — в унисон с настроением мисс Конвей — сыпать градом, наметать снега и завывать ветрами...

— Надеюсь, никто из ваших родственников... надеюсь вам не пришлось понести невосполнимую утрату, — отважился спросить господин Донован.

— Я получила печальное известие... нет, он мне не родственник, но... — мисс Конвей заколебалась. — Зачем мне навязываться к вам со своим горем, господин Донован?

— Навязываться?! — запротестовал господин Донован. — Что значит «навязываться», мисс Конвей? Я буду рад... то есть я буду сочувствовать... Я хотел сказать, что никто, уверен, не посочувствует вам более искренне, нежели я.

Мисс Конвей слегка улыбнулась и ах! — выражение ее лица при этом стало еще печальнее чем прежде.

— «Смейся и мир будет смеяться вместе с тобой; плачь — и будешь утешена», — процитировала она. Я заучила это, господин Донован. В этом городе у меня нет ни родных, ни друзей. Но вы были так добры ко мне. Поверьте, я высоко ценю это.

— В Нью-Йорке трудно быть одному — это точно, — сказал господин Донован. — Но, говорят, когда этот старинный малютка-город отпускает поводья и становится дружественным, он не знает меры. Почему бы вам не прогуляться в парке, мисс Конвей: неужели это не развеет — хотя бы в какой-то степени — вашу хандру? И если вы позволите мне сопровождать вас...

— Благодарю, господин Донован. С благодарностью приму ваше предложение, если вы уверены, что прогулка с человеком, чье сердце переполнено печалью, не будет вам в тягость.

Они прошли через распахнутые ворота старинного, обнесенного чугунной решеткой Центрального парка, где некогда дышали воздухом избранные мира сего, и отыскали уединенную скамейку.

Молодые люди переживают утрату совсем не так, как пожилые: их горе можно облегчить сочувствием, причем в той же самой степени, в которой это сочувствие проявлено; горе пожилых нельзя облегчить ничем, сколь бы искренне им ни соболезновали.

— Он был моим fiancé[1], — на исходе часа поведала мисс Конвей, — Мы собирались обвенчаться следующей весной. Не подумайте, что я мистифицирую вас, господин Донован, но он был настоящим графом. В Италии у него было имение и замок. Его звали граф Фернандо Маззини. Я никогда не встречала столь утонченного человека. Отец, конечно, возражал, и однажды мы сбежали, но отец догнал нас и вернул меня обратно. Я опасалась, как бы дело не дошло до дуэли. У отца был бизнес в Пикипси: прокат лошадей.