Зимний день уже клонился к закату, когда мы, наконец, попали в дом, в чулане которого обрели искомое. Икона была в прекрасной сохранности, но часть лика Божией Матери оказалась залитой чернилами — след её использования в местном сельсовете в качестве письменного стола. Хозяин избы, молодой человек, к моему удивлению, придерживался издревле живущего в нашем народе убеждения, что иконы продавать грешно, долго отказывался от той скромной суммы, которую мы могли ему предложить, и взял деньги только на том условии, мы платим не за саму икону, но лишь за её хранение.
Замерзшие, голодные и счастливые, мы уже в сумерках поймали такси и довезли большую, размером примерно 120 сантиметров в высоту и 80 в ширину, написанную на массивной доске и очень тяжёлую икону до квартиры Антонины Владимировны в Мерзляковском переулке. Сначала икона реставрировалась в Музее имени Андрея Рублева Анной Степановной Веселовской и, после передачи святыни в Данилов монастырь в 1990-е годы, — священником-иконописцем о. Вячеславом Савиных.
В первой половине 1920-х годов Владимир Алексеевич Комаровский был духовным сыном почитаемого в Москве старца — отца Алексея Мечёва (впоследствии прославленного Церковью как святой праведный Алексий Московский), а после его смерти (1923) — священномученика о. Сергия Мечёва, расстрелянного в 1940 году.
В 1921 году Комаровский был впервые арестован и провёл три месяца в Бутырской тюрьме. Вся его вина заключалась в том, что у него в Измалко-ве гостили несколько друзей и родственников. “Монархический заговор!” — определили бдительные чекисты, но совершено далёкий от политики Владимир Алексеевич был освобождён по ходатайству в ВЧК крестьян села Измал-кова и окрестных деревень. Сохранился этот трогательно-наивный документ, возымевший, однако, своё действие — свидетельство заботы этих простых людей о судьбе их бывшего барина: “Мы, граждане вышеуказанных деревень, общим приговором порешили ходатайствовать пред Чрезвычайной Комиссией о разрешении выпустить под общую нашу круговую поруку заарестованна-го в настоящее время гражданина В. А. Комаровского, состоящего учителем при нашей сельской Самаринской школе; в нём ощущается крайняя необходимость по его должности как учителя”. Местные крестьяне вообще любили Владимира Алексеевича за доброту и доступность и в те голодные годы тайком помогали ему, по ночам привозя продукты, плоды своих трудов, и оставляя дары у дверей измалковского дома, о чём тронутый их заботой художник вспоминал всегда с благодарностью и гордился хорошим отношением к нему людей из народа.
