- Скажите, как можно пройти на скачки?
Околоточный оглядел его всего с одного маху и ответил:
- Сегодня нет скачек.
- Гм... вот как... А вы любите ездить на скачки?
Околоточный поправил шнур на груди и спросил густо:
- А вам это, собственно, зачем?
- Уж и поговорить нельзя, - насмешливо обиделся Матийцев.
И, чтобы показать этому с твердым лицом, что он не без дела подошел к нему, он сказал:
- Видите ли... меня обокрали сегодня ночью... Украли порядочно денег - пятьсот рублей...
Но так как остановилась востроносая горничная, шедшая с булками, и двое мальчишек с очень любопытными синими глазами, и еще готовились остановиться, то он перебил себя:
- Впрочем, это неважно... - махнул рукой и, быстро шагая, направился прямо на вокзал: он знал, что поезд, идущий на Голопеевку, отправляется в два с чем-то, и он поспеет.
XI
"Фу, в какой грязи выкупался, в какой гадости!" - все время болезненно морщась, думал Матийцев, вспоминая ночь.
Он смотрел в окно вагона, за которым парил дождь, и припоминал, не все целиком, а толчками, и что ни вспомнит - отчего же все какая-то дичь и чушь, точно это даже и не он, Матийцев, всегда бережливый к себе, а кто-то другой за него решал, говорил, действовал?
Сон в номере подкрепил его, но навалилось снова все прошлое, то, что уже отлилось в тяжесть, и теперь еще новое - эта ночь. Появилась брезгливость к самому себе, ко всему в себе без исключения, и неизвестно было: что же сказать Безотчетову? "Хоть и казню себя сегодня, все же... нехорошо..." Начальник станции, проигравший казенные деньги, отравившись, может быть и оправдал себя, но он, Матийцев, видел, что что-то останется неоправданным после его смерти, что сегодня он уже менее свободен, чем был вчера.
Поезд тарахтел по рельсам не так, как в сухую погоду, а гуще и глуше, с перебоями, с толчками и с фырканьем. На одной маленькой станции из палисадника выскочил прямо перед окном, у которого стоял Матийцев, какой-то грязный пьяный мужик без шапки, в растерзанной рубахе, и закричал раздирающе:
- А вот и я, Максим Петров!.. Я - вот о-он!
На другой, тоже маленькой, где ждали встречного поезда и под колесами шныряли пушистые утята, ленивый откормленный кондуктор осведомился у ленивого же обросшего сторожа с бляхой:
- Как же это: утенки ходят, а утки нет?
И сторож ответил, значительно подумав:
- Индейка вывела.
А на третьей, на которой поезд попал под ливень, мгновенно затопивший рельсы, и минут двадцать дожидался, когда он кончится, из двери вокзала строгий старик какой-то, похожий на прасола, в синем картузе и суконной поддевке, все посылал куда-то к поезду молодого парня, и парень, накрываясь рогожей, все порывался было выбежать на перрон, но, окаченный, как из пожарной трубы, отшатывался назад и, наконец, закричал сердито:
