Во-вторых, утверждение «действия Бога всегда верны и потому не могут подвергаться той или иной интерпретации, а должны приниматься интуитивно, непосредственно, без рационализации и критики» для нас, стоящих на либеральных (то есть свободных) позициях, кажется отнюдь не бесспорным. Такой подход напоминает «политику страуса»: мол, не наше дело вершить суд над действиями Бога и давать им ту или иную оценку; нам, простым смертным, не постичь того особого божественного замысла, того особого смысла, который заложен в действиях и поступках Всевышнего. Всё, творимое Богом, лежит за гранью постижимого, рационального и потому трансцендентно по отношению к человеческому разуму, который, как и всё мироздание, есть творение Божие.
Так, или примерно так, могли бы рассуждать апологеты церковно-догматического направления в христианстве. Однако они забывают о свободе, которую даровал человеку сам Господь Бог, о той свободе духа, свободе выбора, свободе воли, свободе суждений, которая даёт нам право иметь собственное мнение в отношении того или иного предмета, действия, факта, события. Более того, свобода, дарованная человеку в вечное пользование, обязывает его иметь такое мнение, адекватно реагировать на ситуацию, — а не уходить от ответственности, прячась за формулой «пути Господни неисповедимы» или аксиомой «Бог есть благо». Да, Бог есть благо, Бог есть добро, — отсюда все поступки и помыслы Божии не могут носить печати зла; однако именно это положение и возлагает на нас, Божии творения, огромную ответственность нет, не за действия Всевышнего, а за их интерпретацию. В этом и заключается идея теодицеи[86], или «оправдания Бога»: найти такое объяснение действиям Бога, которое не противоречило бы божественной сущности, не дискредитировало бы Бога, а, наоборот, утверждало бы его статус творца и носителя добра, вечных и непреходящих моральных ценностей. Задача теодицеи — не закрывать глаза на божественные деяния, какие бы соблазны они не таили в себе, не самоустраняться от их толкования, а давать им осмысленную, адекватную оценку.
Следуя этому принципу, мы не вправе допускать такой интерпретации действий Бога, которая бы бросала тень на безгрешное имя Иисуса и его Отца. Поэтому в истории с Иудой мы с полной уверенностью можем заключить: двенадцатый апостол не был «диаволом» не только по причинам внутреннего характера, в основании которых лежит формальная логика и жёсткая аргументация, уходящая корнями в евангельские события, но и по причинам догматическим (!), в соответствии с которыми Бог в принципе не мог использовать сатану для торжества священной миссии Иисуса, для победы сил Добра над силами Зла, ибо призвание дьявола на служение в качестве одного из апостолов порочит как Отца, так и Сына, а в целом противоречит самой сущности Бога.
