Таким же представлен Иуда и у Дм. Мережковского: «Может быть, Иуда Галилеянин — ложный Мессия тех дней — похож на Иуду Искариота: оба „зелоты-ревнители“, против римской власти бунтовщики — „революционеры“, по-нашему. Главная черта обоих — нетерпеливое, со дня на день, с часу на час, ожидание царства Божия. „Скоро, ещё во дни жизни нашей, да приидет Мессия (Помазанник, Царь) и да освободит народ свой“, — в этой святейшей молитве Израиля главное слово для обоих Иуд — „скоро“. Все равно, победить или погибнуть, только бы скорей, — не завтра, а сегодня — сейчас. Если так, то понятно, почему Иуда пришел к Иисусу в те дни, когда думали все, что царство Божие наступит „сейчас“ (Лк. 19, 11), и отошел от Него, когда понял, что не сейчас, — надолго отсрочено… Больше всех учеников верил Иуда в царство Божие и усомнился в нем больше всех… Чем подкуплен Иуда? Золотом? Нет, спасением Израиля»[71].
4.
Имеется ещё одна версия «предательства» Иуды, которая так же, как и рассмотренные выше, может быть отнесена нами к категории негативных. При этом заметим, что версия эта стоит как бы особняком и лежит за пределами обычных человеческих отношений. Мотивация поступков Иуды, положенная в основу этой версии, может быть отнесена скорее к разряду религиозно-догматических, внеисторических, корнями уходящих в библейскую традицию. Это — влияние сатаны, или дьявольское наваждение. Однако указанная версия — тема особого разговора и потому будет рассмотрена ниже.
Не следует воспринимать указанные мотивы как нечто отдельное, независимое, изолированное друг от друга — нет, без сомнения, мотивы эти могут вступать в конфликт, дополнять друг друга, взаимодействовать, переплетаться — словом, находиться в тесной корреляции между собой. Например, корысть и зависть часто шествуют бок о бок настолько тесно, что выделить тот или другой мотив практически не представляется возможным; происки «врага рода человеческого» могут быть реализованы не непосредственно, не как некий бессознательный и ничем не мотивируемый толчок извне, а опять-таки через ту же корысть или, скажем, зависть — чаще же через целый комплекс побудительных мотивов, их органическую сумму, преобразованную в совершенно иную, новую, более сложную качественную категорию. Так, зависть на более высоком витке развития, дополненная элементами гордости и уязвленного самолюбия, рождает болезненное честолюбие.
5.
Из четырёх перечисленных мотивов «преступления» Иуды — корысть, зависть, разочарование в Иисусе, влияние сатаны — корысть в наибольшей степени отвечает традиционному взгляду на деяние двенадцатого апостола. Повторим ещё раз: этот мотив, в силу своей очевидности, «прозрачности», наиболее популярен как в обывательской среде, так и в исследовательских кругах, обходящих стороной эту проблему и, в результате, не пытающихся докопаться до самых истоков истины.
