Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе | страница 86
В заключение короткий вывод из сказанного. Жить без политических идеологий – такая же утопия, как биологическая жизнь без болезней и смерти. Идеологии поражают слабых и немощных – те институты власти и государства, которые страдают самой опасной формой иммунного дефицита – неверием, потерей религиозного самосознания. Некоторые умирают сразу, теряя традиционную идентичность как опору жизни, иные долго сопротивляются недугу, но есть и такие, кто приспосабливается. Они-то выживают, но разносят заразу. Отношение к идеологиям должно быть соответственное: они не должны заменять и подменять жизнь, с ними просто надо считаться, при возможности – от них надо лечить и лечиться. Не смиряться, а именно считаться и лечиться, ибо они – не что иное, как наказание людям за несовершенство политического устройства мира.
2. Где кончается Европа и где начинается Россия?
Кто и как способен прочертить эту границу? Этот вопрос никогда не имел однозначного ответа, который устроил бы всех. Такой вывод вдвойне верен, если вспомнить о старой русской интеллектуальной традиции – о противостоянии западников и славянофилов, космополитов во власти и государственников в оппозиции, а также о самых неожиданных новых разделениях и союзах. Достаточно упомянуть хотя бы о модной недавней борьбе «трампофобов» и «трампофилов» или об идейных еврофанах и евроскептиках в ЕС и РФ… Не будет солидарности по проблеме границ и в будущем, хотя у каждого из нас по отдельности ответ есть, конечно. У кого школьно-ученический, у кого с подтекстом, за которым стоят разнонаправленные научные или политические интересы, а у кого – не столько ответ, сколько прозрение, доступное немногим, но в любом случае это следствие личной и коллективной самоидентификации.
Можно ли соединить несовместимое – и школьное знание, и научные изыски, и политическую корысть, и дар прозорливости, если всё это принадлежит разным людям, разным эпохам, разным культурам? Этот вопрос перестает быть риторическим, если вспомнить о политических директивах, связанных с организацией мероприятий по встрече 100-летнего юбилея революции 1917 г. Во всех этих директивах говорится о политической необходимости достичь согласия в оценке истории… Но достижима ли такая установка в принципе?
Если вглядываться только в прошлое или жить исключительно сегодняшними интересами, то вряд ли: откуда появится согласие там, где его никогда не было и быть не могло? Но есть одна особая сфера деятельности, где такое согласие не только возможно, но и жизненно необходимо, востребовано в ситуации, когда в поле зрения политики попадает будущее. Именно здесь требуется иметь одно на всех, общее и предельно четкое представление о границах – и о тех европейских и российских границах, которые можно и должно защищать, а при необходимости изменять или даже отменять, и о тех незыблемых, но невидимых границах, за которые нельзя заходить никогда. В первом случае речь идет о границах военно-политических блоков и экономических союзов, отдельных государств или квазигосударств, во втором – о границах идентичности, отделяющих добро и зло, верность и безверие, историческую память от беспамятства. Эти последние границы, за которые нельзя отступать, незыблемы по той причине, что за малейшим изменением стоит измена себе, отечеству и вере, отказ от своего имени и собственной глубинной идентичности.