Таким образом, даже враждующие идеологии, как это ни покажется странным, стоят по одну сторону баррикад. Они солидарны в главном – в своем стремлении любой ценой, даже ценой собственной гибели, убить традиционализм. В этом смысле они скорее союзники, члены одного закрытого клуба или ордена: проигравший идеологический проект если и гибнет, то не зря, ибо он зачищает дорогу другому проекту-победителю, не оставляя шансов у главных противников – традиций, сакральной власти, которую невозможно приватизировать. Более того, если мировое сообщество устает от какого-то монопроекта, то сразу из небытия, как по мановению волшебной палочки, возникают якобы навсегда забытые идеологии. Устанут толпы от вакханалии смешения народов, и вернутся из небытия самые чудовищные формы расизма. Уже возвращаются. Не случайно в либеральной Европе так терпимо относятся к проявлениям нацизма в новообразованных «постсоветских странах».
Радикальные идеологии, вплоть до откровенно нацистских, произрастают иногда там, где мы меньше всего готовы с ними встретиться. Они зачастую поражают сознание людей, считающих себя совершенно аполитичными и независимыми уже в силу своего образовательного ценза и самодостаточности. По этой причине многие интеллектуалы искренне полагают, что они-то совершенно свободны от любой идеологической зависимости.
Но мир так устроен, что радикальные, то есть наиболее активные и агрессивные идеологии с заложенным в них генотипом, оседают именно на почве, пропитанной гордыней самодостаточности. Сегодня все знакомы, наверное, со статистикой, отслеживающей ручьи и реки, которые питают радикальные группировки, в том числе и самые бесчеловечные, типа ИГИЛ. Факты подтверждают, что в реки эти вливаются не только и не столько темные потоки, состоящие из деклассированных элементов и людей, желающих отомстить миру за свою нищету и попрание человеческого достоинства. Основная масса, как ни странно, – это вполне просвещенная и сытая публика. Почему такое происходит? Чтобы объяснить этот факт, можно воспользоваться метафорой: грязь к грязи если и пристает, то не так сильно, как к рафинированным защитникам личной свободы от контроля и любых внешних влияний – от той же «общей морали» или «поповских нравоучений», как называют атеисты проповедь Христова учения.
Свобода такого типа на то и дана, чтобы ее адепты могли вести себя так, как им заблагорассудится, и, соответственно, поступать, не считаясь с приличиями и исключительно по личному волеизъявлению. Такие процессы внутреннего перерождения, а точнее, расчеловечивания происходят, увы, во многих «омутах интеллектуального застоя». Правильно говорит пословица: не буди лихо, пока оно тихо. Именно в тихом омуте просыпается иногда такое лихо, которое на порядок радикальнее любого зла, известного каждому. К сказанному следует добавить одно немаловажное наблюдение: подобные противоположности часто находят друг друга, сходятся, хотя сами носители недуга и не догадываются о причинах взаимного тяготения… Идеологии вроде бы у них разные и даже противоположно направленные (одни ориентированы на культ «эго», другие – на культ «послушного стада»), но их роднит общая радикальная установка, а потому их сцепка неизбежна.
