.
Разумеется, аналогичные выводы можно сделать и применительно к художественному творчеству, в первую очередь – к литературе, поскольку именно в литературном творчестве «пребывает философия» и формируются идеи, составляющие основу так называемого «рецептурного мышления». Как тонко пометил А.С. Панарин, «модерн выступил как машина утилизации природы, культуры и самого человека и поставил задачу перевода наличной информации из дескриптивного (описательного) состояния в прескриптивное (технологически рецептурное). Те информационные слои культуры, которые не поддавались процедурам такого перевода, третировались как “пережиток”, создающий “информационный шум”. Критерии, по которым осуществлялись указанные процедуры, сформировала позитивистская методология. Это “чувственная” (эмпирическая) верифицируемость, экспериментальная подтверждаемость и операциональность (переводимость на язык исчислений)». При этом Панарин делает чрезвычайно важный вывод: «Предварительно надо отметить, что ни моральные заповеди, ни озарения великой культурной классики этим критериям заведомо не удовлетворяли. (В самом деле: что стало бы с моралью, если бы ее максимы подвергались критерию эмпирической подтверждаемости или практической отдачи!)»[76].
Среди множества современных работ, посвященных роли идеологии в художественном творчестве и литературе, можно выделить культурологические исследования М. Кундеры. Он предлагает наиболее простое и четкое обоснование этой проблемы, называя идеологией сквозной замысел, мотив, обычно скрытый в подтексте произведения. По этой причине любой повествовательный текст, по его мнению, пронизан идеологией, под которой следует понимать не только «ангажированность», зависимость от какой-то идеологемы, «программность» или «идейность» (идейность в интерпретации П. Бурже), но и заложенную в художественный текст «определенную мораль и определенную технику». Идеология обнаруживается и в том, что художник «создает свои приоритеты, даже когда сам того не хочет».[77] Именно по этой причине романист – это не чей-то рупор, а «рупор собственных идей»[78].
Отличие политической идеологии от таких трактовок, делающих акцент на личностном начале творческого процесса, заключается, на первый взгляд, в том, что её обычно воспринимают как «творчество масс», поскольку она действительно вовлекает в процесс изменения коллективной идентичности миллионы и даже миллиарды людей. Вместе с тем подобная трактовка ни в коей мере не исключает индивидуального начала. Дело в том, что любая политическая идеология, даже эгалитарная, «элитарна» по своему генезису, поскольку только элиты сохраняют контроль над производством и распространением знаний, массмедиа и технологиями индоктринации. Впрочем, политические идеологии не только не скрывают, но, напротив, всячески демонстрируют свою элитарную (теоретическую) основу – те или иные всемирно известные научные школы и учения, созданные выдающимися мыслителями.
