Человек, испытавший личную любовь к родине («национальный эрос»), ощущает потребность в подтверждении своего чувства на уровне государства и общества. Общественно-государственное проявление патриотизма приобретает признаки навязываемого морального предписания, но в действительности выражает интимную любовь к родине, что доказывает глубинный естественный характер обязательного патриотизма. Ошибкой Муретова становится пренебрежение анализом морального патриотизма и национального эроса во взаимодействии и единстве.
В контексте иррациональной концепции Муретова, война – это грех ради великой любви к родине, совершаемый с осознанием ее безусловной необходимости. Характеристика исполнения патриотического долга как греха не отрицает возможности нравственной оценки совершаемого, такая постановка вопроса привлекает к полемике П.Б. Струве, который, определяя свое отношение к поставленной проблеме, создает образ родины, предстающей одновременно в двух лицах – «мать» и «дитя»[145]. Родина-мать символизирует охраняющее начало, тогда как родина-дитя – воспринимающее. Струве ставит вопрос о взаимодействии этих двух начал в контексте аксиологического определения истинного национализма (патриотизма), суть которого состоит в служении национальному Духу, осознанном и одушевленном. Любая попытка определения абсолютного содержания или формы национального Духа категорически отвергается Струве, поскольку развитие народной жизни, по его мнению, формирует вечную подвижность и творчество национального Духа, т. е. ценность свободы занимает особое место.
Струве разделяет национализм на ложный, материальный, связанный с закреплением содержания национального Духа с определенными народными началами, и истинный, формальный, основанный на идее свободного творчества. Предпочитая последний, он акцентирует внимание на важном значении абсолютных прав личности, противопоставляя их государственному принуждению, которое уничтожает национальную культуру и творчество, придает деятельности личности материалистический характер.
Например, русское общество XVIII в., по мнению Струве, было не способно (с позиции свободы личности) самостоятельно ощущать потребности культуры и соответствовать им. Именно поэтому понятия «народ», «нация» выступают компрометирующими (опасными) началами в политике, тогда как права личности определяют свободное развитие национального духа. Аргументируя неполитический характер абсолютных прав человека, признавая таковыми «свободу жизни, разума и слова», Струве считает свободу не просто условием, но и целью национальной культуры
