– Может быть. И я очень ценю твою дружбу. Если это действительно так, ты заметил, что за безобразной личиной, за моими прыщами и глупым лицом кроется что-то еще…
– У тебя не глупое лицо, Арни. Немного извращенское, но не глупое.
– Иди в жопу, Деннис, – с улыбкой сказал он. – В общем, и эта машина такая же. В ней есть какая-то потайная жизнь… Я ее разглядел, вот и все.
– Правда?
– Да, Деннис. Правда.
Я повернул на Мэйн-стрит. До дома Лебэя оставалось всего ничего, и мне вдруг пришла в голову мерзкая мысль. А вдруг отец Арни взял с собой какого-нибудь приятеля или студента, приехал к Лебэю и выкупил у него машину? Да, беспринципно, да, нечестно, но Майкл Каннингем не понаслышке знал о коварстве и хитроумии. Все-таки он специализировался на военной истории.
– Я увидел эту тачку и вдруг ощутил такое притяжение… Сам себе не могу объяснить. Но…
Арни умолк, его серые глаза мечтательно смотрели на дорогу.
– Я понял, что смогу ее преобразить.
– В смысле, починить?
– Ну, не совсем. Чинишь столы, стулья, всякое такое. Газонокосилки. И обычные машины.
Может, Арни заметил, как я приподнял брови. Как бы то ни было, он рассмеялся – робко и как бы оправдываясь.
– Да, знаю, как это звучит. Мне самому не нравится. Но ты мой друг, Деннис, а значит, я должен быть предельно честен с тобой. Мне кажется, Кристина – необычная машина. Сам не знаю почему.
Я уже открыл рот и, наверное, ляпнул бы какую-нибудь несусветную чушь, о которой бы потом горько жалел, – про здравый смысл, дальновидность или даже синдром навязчивых состояний. Но тут мы свернули на улицу Лебэя.
Арни резко втянул воздух, точно ему дали под дых.
На лужайке перед домом старика красовался участок газона еще более желтого и облезлого, чем остальной. У дальнего конца этого мерзкого клочка виднелось болезненное темное пятно – там, где масло впиталось в землю и погубило всю растительность. Зрелище было настолько омерзительное, что мне невольно подумалось: если смотреть слишком долго, можно ослепнуть.
На этом облезлом клочке земли еще вчера стоял «плимут» 58-го года.
Земля никуда не делась, а вот «плимут» пропал.
– Арни, – сказал я, торопливо паркуясь возле тротуара. – Успокойся, не действуй сгоряча, ради бога!
Он не обратил на мои слова никакого внимания. Подозреваю, он вообще меня не услышал. На его побледневшей мертвенной коже пылали багровые прыщи. Он распахнул дверь пассажирского сиденья и выскочил из салона, не дожидаясь, пока машина полностью остановится.
