Майкл преподавал историю. Вид у него был скорбный и меланхоличный, совсем как музыка, которую он слушал на своем магнитофоне, однако я бы не сказал, что он всегда грустил. Порой я сравнивал его с Ринго Старром (когда битлы впервые приехали в США, один репортер спросил его, всегда ли он такой грустный. Ринго ответил: «Нет, у меня просто лицо такое»). Вот и у Майкла было такое лицо. Тонкое, худое, очки в толстой оправе… Словом, он напоминал карикатурного профессора – причем шарж был отнюдь не дружеский. Волосы недавно начали редеть, и еще он отпускал чахлую козлиную бородку.
– Привет, Арни, – поздоровалась Регина, когда мы вошли. – Привет, Деннис.
Больше мы в тот день ничего приятного от нее не услышали.
Получив по стакану молока и тарелке с тортом, мы уселись за стол. В духовке готовился ужин, и, должен сказать, пах он прямо-таки отвратительно. Регина и Майкл некоторое время назад увлеклись вегетарианством, и сегодня, похоже, она решила испечь запеканку из морской капусты или что-то в этом духе. Только бы меня не пригласили ужинать…
Музыка в гостиной замолкла, и в кухню вошел Майкл. На нем были шорты – обрезанные джинсы, – и выглядел он так, словно только что похоронил лучшего друга.
– Опаздываете, мальчики. Что-то случилось?
Он открыл холодильник и принялся искать в нем что-нибудь съестное. Похоже, запеканка из морской капусты его тоже не манила.
– Я купил машину, – сказал Арни, отрезая себе еще кусочек торта.
– Что ты сделал?! – тут же донесся крик его матери из соседней комнаты.
Она резко встала и ударилась бедром о ломберный столик, на котором собирала пазл. За звуком удара последовал тихий стук осыпающихся на пол деталей. В этот самый миг я пожалел, что не поехал сразу домой.
Майкл Каннингем пристально смотрел на сына, зажав зеленое яблоко в одной руке и картонку с простым йогуртом в другой.
– Шутишь?
Почему-то я только сейчас заметил, что его бородка – которую он носил с 1970-го – изрядно поседела.
– Арни, это ведь шутка, да? Скажи, что это шутка.
Вошла Регина – высокая, элегантная и сердитая. Ей хватило одного внимательного взгляда на Арни, чтобы понять: он не шутит.
– Ты не мог купить машину. Что ты несешь? Тебе семнадцать лет!
Арни медленно перевел взгляд с отца, стоявшего у холодильника, на мать в дверном проеме. На его лице появилось упрямое и решительное выражение, которое я видел первый раз в жизни. Если бы он почаще делал такое лицо в школе, ребята из мастерской вряд ли стали бы его донимать.
