В сорок третьем году, когда мы стали получать в достаточном количестве «яки» и «лавочкины», когда в массе своей мы стали опытными и умелыми воздушными бойцами [82] и повыбивали наиболее сильных и подготовленных немецких летчиков, воздушный бой, можно считать, стал уже не подвигом, а действительно профессиональной работой. По-прежнему тяжелой, связанной со смертельной опасностью, но все же работой. А в сорок первом и в сорок втором, при всех нехватках и том сверхнапряжении сил, в котором находился каждый воюющий летчик, это скорее было подвигом. Не случайно из тех, кто начал воевать с первых дней, в летном составе уцелели буквально единицы. В массе своей до победы дожили те летчики, которые начали воевать в сорок третьем году и позднее.
С учетом всех этих аспектов связано и наше отношение к сбитым самолетам противника в тот период. Мы тогда не слишком заботились о личной славе. Главной задачей было поддерживать и воспитывать молодежь, поскольку опытных летчиков недоставало. Нормальный психологический климат в полку имел первостепенное значение. Необходимо было внушить молодым летчикам уверенность в своих силах, и мы часто поощряли молодых, участвовавших в групповых боях, тем, что записывали на их счет сбитые самолеты. Такие меры давали хорошие результаты: молодежь быстро мужала в боях. Я знал немало летчиков, настоящих асов, у которых за первые полтора года войны было сбито от полутора до двух десятков вражеских самолетов, но эти машины за ними числились не все, а были записаны на группу. В сорок третьем году, когда особым образом стали отмечать летчиков, сбивших десять и более самолетов противника, групповых стало меньше. Полагаю, что большинство истребителей из тех, кто начал воевать 22 июня 1941 года, испытывают чувство удовлетворения за многих своих воспитанников, которым они в трудные времена не напрасно адресовывали сбитые самолеты врага.
Когда в конце сорок первого года мы получили Як-1, то почувствовали в своих руках надежное оружие. Теперь предстояло научиться бить им противника. В этом отношении зима сорок второго года была для нас хорошей школой. К весне мы приобрели боевой опыт во встречах с различными истребителями противника, успешно сбивали бомбардировщики Ю-88, Ю-87, разведчиков типа «Дорнье». Освоив стрельбу эрэсами, мы стали чаще, чем раньше, сбивать и такую живучую машину, как тяжелый бомбардировщик «Хейнкель-111». Не раз мне приходилось атаковать Хе-111 пушечным огнем, но не всегда удавалось сбить его. Лишь после того как уничтожишь стрелка на борту самолета и подойдешь к нему вплотную, можно было стрелять на поражение. [83] И то не без труда: очень живучий был самолет. При попадании эрэсов картина, конечно, была другая. Но эрэсы более целесообразно было применять по группе бомбардировщиков. Как правило, это приводило к расчленению группы, что существенно облегчало дальнейшую работу на поражение цели.
