- Я ведь слышу.
- Отвечать нужно сразу, а не в носу ковырять!.. Отчего чесноком от тебя прет, ты-ы?
- Да вон в чувале чеснок.
- Ты и привез даже? Вот дурак.
- Зачем дурак? Это я, кому надо, для колбас. Огурцы вот теперь солить без чесноку как? Чесноком живем. Всякая птичка своим носиком кормится. У нас с братами чесноку-то, почитай, что две десятины. В дальние места отправку делаем, - чесноком не шути: по восемь рублей тыщу покупают.
В сердитую бороду Алпатова глядел Андрей, улыбаясь щелками глаз:
- Хочешь утков взять - бери утков. Стоют они почем? Стоют они - пару пустяков.
Снял с воза клетушку утиную Андрей, а когда снял, обнаружился на возу медвежонок. Лежал он, пушистый, желтовато-дымчатый, уткнувши морду в передние лапы, спал, должно быть, и вот разбудили. Зевнул глубоко, вывалив острый язык, почесался жестоко за левым ухом, фыркнул, поглядел на Алпатова зелеными дремучими глазами, почесался, скорчившись смешно, еще и за правым ухом, встряхнулся, привстал.
- Ах ты, зверюк! - повеселел вдруг Алпатов. - Продаешь? - спросил Силина.
- Пошто не продать? - ответил Силин. - На то привез - продать.
Потрепал медвежонка по загривку Алпатов; медвежонок, играя, отмахнулся лапой, ворчнул даже.
- Веселый! - сказал Алпатов.
- А как же: малой.
И Хабибулин, круглоликий башкир, с огромной корзиной в руках, подошел к телеге, осмотрел звереныша и доложил, сияя, Алпатову:
- Мальчик!
- Кобелек, - подтвердил Андрей. - Кобельки - они не злые, ничего.
Опять зачесался свирепо медвежонок.
- Блох! - сказал Хабибулин сияя.
- Блошист, - подтвердил Андрей. - Искупаешь - ничего. Казанским мылом вымой - повыскочат.
- Ты-ы вот что, любезный, - в носу нечего ковырять, а говори толком: если... - Алпатов обвел грозными глазами Андрея Силина, уток, желтую горку репы и весь базар и строго докончил: - Если все, то сколько?
- Стало быть, и утков?
- Дурак, - сказал Алпатов.
- И, значит, репу?
- Еще раз - дурак.
- Чесноку сотня пучков...
- Чеснок - к черту!.. Э-э... бестолочь, братец! В солдатах служил?
- Не... браты служили.
- Вот потому дурак.
Через четверть часа договорились. По широкой мягкой улице повез свое добро Андрей к дому Алпатова, а Алпатов пошел в рыбный ряд за омулями.
Когда, лет двадцать назад, приехал сюда на службу из России Алпатов и узнал, что у командира полка одиннадцать человек детей, он говорил молоденькой жене, Руфине Петровне:
- Руфа, представь (испуганно) - одиннадцать!
