Ложь Гамлета | страница 17



Под утро он бредил, и неудивительно.

Серо рассветало, предметы в комнате набухали и теряли очертания, и он, проваливаясь в дрему, думал, что она уйдет, но она лежала рядом, от нее ментолово пахло его же гелем для душа, и она была странно чистая. Странно домашняя.

Утром оцепенение вернулось, но другое. Он не знал, как ее выкурить, попросить из дома, сам же будто посмеиваясь незнакомой киношной ситуации. Причем, всё более киношной, и человек, за которым он будто бы наблюдал со стороны, будто бы спускался все глубже в ад-карнавал. Ему надо было звонить жене в Барнаул. Он не стал суетиться и сочинять, а так и сказал. Газоза не смутилась, не разозлилась, а ушла на кухню и спокойно пила там чай с виски вместо бальзама, пока он в комнате, ежесекундно дергаясь, пытался разговаривать с Ариной по скайпу. Его нервы сдали уже через минуту, он выключил камеру, соврав, что что-то со связью, а остальное время боялся, что эта девица сейчас подаст голос.

Он дергался и после. Нашелся: «Позавтракаем?», — и пока она собиралась, нервничал все сильнее, как будто приходилось медлить на месте убийства над трупом. Они проделали обратный, но уже другой путь к метро, где в той же стекляшке… Правда, уже не в сушовне: рядом работала «Шоколадница». Там Газоза что-то назаказывала, он выпил два пустых американо подряд, с трудом удерживая себя здесь. К тому же, официантка явно ее знала, и кидала на Олега странные взгляды. Ощущение катастрофы разливалось в нем, и как бы быстро он ни бежал (а он оперативно смылся из кофейни, чмокнув Газозу в щеку, но тут же тайно, огородами, вернувшись домой, — а днем уехал в Тулу), — оно настигло-захлестнуло, сбило с ног, как ядерной волной.

Потом-то он хладнокровно посмеивался над собой, точнее, недоумевал: что это вообще было?.. Хронический недосып и перенапряжение оказались слишком серьезным испытанием, и, видимо, все, что он видел вокруг, в припыленной Туле, в ярких электричках, расстреливающих ночь, в какой-то мере было сном разума. Вроде, и похоже на реальность, на адекватность, а только тронь — и закачается, как озеро… На второй, на третий день его скручивала жесткая, до неадеквата, паранойя. Рассказал бы кто когда-нибудь, как его, взрослого мужика, будет всерьез колбасить от страха СПИДа, фобии, уверенности, что он заразился от уличной шлюхи, явной уличной шлюхи, просо краснокнижной, разрушил семью, разрушил свою жизнь.

Не то что бы в этой паранойе совсем не было рационального зерна. Что-то не то было с лимфоузлами слева в паху, плюс он обрел какой-то чужой интимный запах, от которого сходил с ума, как герой «Парфюмера», когда раздевался перед душем. Но ведь все это тоже могла быть психосоматика. Тем более, анализ в кожвендиспансере не выявил ничего. Другое дело, что этому разбомбленному, страшному заведению, пожалуй, нельзя было вполне доверять, — но до Москвы, как назло, стало не добраться: предвыборную гонку вдруг понесло, как лошадей. Работы утроилось, сон отменился совсем, и жесткий психоз выжить точно не помогал.