Верный отшатнулся и прищурил левый глаз.
— Ну чего встали? Пойдёмте. — Иверень уже запер дверь. Он забыл снять тапки, но махнул рукой. — Тут недалеко.
— Там минус тридцать, — осмелился напомнить Верный.
— Идёмте-идёмте.
Улицы плелись, как линии, проведённые без линейки. Идя, болтали о пустяках. Вопросы Верного никак не хотели звучать вслух, а Иверень никак не мог навострить дружеское ухо.
Когда их шаги зазвучали по Кривоколенному, из Армянского переулка раздалось истошное:
— Помогите! Режут!
Верный, конечно, решил, что это Время режут. Есть такие люди: и время они убивают, и по весне убитой ходят, и, где раки зимуют, знают, и кисель им зубов не портит. И сердца́ починяют… Ах, ему бы кто починил!
В переулке стояли два парня: у одного в зубах сигарета, у другого — нож. С ножом — тощ как хвощ, а с сигаретой — из тех, каких должно быть много. Они весело обступили третьего: с коробкой, испуганной физиономией и еврейской национальностью, на ней читающейся (тут даже неразборчивый Верный сообразил). Тёмно-зелёный плащ, оливковый щегольской жилетик, штаны цвета прошлогоднего укропа и поистрёпанная шляпа с широкими полями — изумрудная.
Те к нему и так, и сяк: коробка мешает. Иверень спросил, в чём дело.
— Да всё обнять хотим. А он не даётся.
— Объятий охотца, — уточнил второй.
— Нас обнимите.
— А давайте.
Наобнимавшись, те двое ушли. Иверень представил товарища:
— Антон Верный — Сергей Безверный. Будьте знакомы, торгуйте, договаривайтесь, а я пошёл. — И исполнил своё намерение.
Верный протянул руку Сергею, но ткнулся в коробку. Из вежливости предложил свои услуги: открыл дверь подъездную, квартирную. А там — его сразила гурьба домашних запахов: солянка, лаванда, книжная пыль…
— Эстер, накрой стол на троих! Меня тут спасли.
Вышла девушка в фартуке: юна и хороша. Волосы были собраны в трогательный пучок за головой, нос казался чуть надломленным, личико смуглое и хрупкое. Она как-то неряшливо улыбнулась, сказала: «Здрасьте!» — и убежала. В кухне шипело.
А Сергей опустил ящик на пол и принялся дуть на красные пальцы. Потом улыбнулся — и протянул руку Верному.
— Так, а что всё-таки со временем?.. — нетерпеливо спросил Верный.
— Та что вы! Беда, когда уши не слышат, что рот говорит. А за ужином — куда уж слышать? Сперва поедим.
Ели какое-то объеденье: Верный так и не понял, что именно. Сергей рассказывал про спасение, а его жена обхохатывалась. На шум прибежал ребятёнок, мальчик лет шести, но его сразу, как бы только что вспомнив, уложили спать.
