Кое что происходит, когда ты оказываешься в одном помещении с музыкантами, и они начинают играть. В какой-то момент они начинают углубляться, когда они знают, что через свои инструменты они рассказывают историю, и они делают это с такой страстью! Это та причина, по которой режиссеры продолжают звонить нам – потому что мы можем сделать то, чего они не могут сделать камерой, чего они не могут сделать с помощью диалога.
И я, правда, очень много думал об этом во время работы над «Интерстелларом», потому что я тогда сыграл всю музыку сам, на синтезаторе, весь фильм. И все говорили: «Ну все ребята, вы сделали свою работу». И мы с Крисом боролись, пытаясь объяснить людям, что нет, нет, в голове мы слышим это по-другому. Мы не можем никак доказать этого, но мы просто должны это сделать, даже если ради этого придется не спать сутками, и мы устанем, и нужно будет проделать действительно большую работу, и это будет стоить кучу денег. Но мы должны работать с живыми музыкантами. Они станут последними актерами, которые примут участие в фильме. И они так же важны, как те актеры, которые играют в фильме. Это еще одна великая вещь, которая происходит, еще одна великолепная игра, которая, будем надеяться, будет продолжаться и делать вещи такими, какими мы хотим, чтобы они были.
Коснемся того, что создание музыки может сделать вас открытым и незащищенным. Можете подробнее рассказать об этом чувстве?
У меня был интересный разговор во время ланча номинантов на премию «Оскар». Ланч номинантов – это такая ситуация, в которой мы должны встретиться друг с другом, и каждый, кто находится в помещении – победитель и все тому подобное, правильно? Что, конечно, абсолютнейшая неправда. Поэтому я начал спрашивать людей, которых я знал на этом ланче, а я знал большинство из них: «Что вы чувствуете в связи со своей номинацией?» И каждый из них отвечал: «Я мошенник. Я чувствую себя мошенником. Меня здесь быть не должно». Мы все это чувствуем. В нас во всех есть это мошенничество, которое ведет нас. Когда ты пытаешься создать что-то новое, ты не знаешь, получилось ли у тебя, пока ты не сделал этого, и это не оказалось в распоряжении зрителей, которые приняли это или отвергли. Потому что, это, правда, очень личное. Это – возможность коммуницировать на том уровне, на котором я не могу сделать это с помощью слов. Да, великий писатель может сделать это с помощью слов. Но это не то, чем я занимаюсь. Это похоже на то, как будто я стою на краю обрыва и говорю: «Окей, я закрываю глаза, и я позволю себе упасть. И, надеюсь, ты поймаешь меня».
