— Слава Богу, уже, можно сказать, все. Меня прямо оторопь берет.
Смерть — это не личное дело умирающего: не просто последний вздох — и конец, только шепот, звон стакана, скрип половиц, шум льющейся в раковину воды. Смерть была как срочная операция без ассистентов или как роды, когда каждую минуту готов услышать крик новорожденного; но слышишь в конце концов всего-навсего мертвую тишину: завернут кран, стакан больше не звенит и не скрипят под ногами половицы.
Каросс удовлетворенно вздохнул:
— Свершилось.
Оба прислушались, как два заговорщика. Каросс зашептал:
— Сейчас решающий момент. Она не знает, что делать. Ей нельзя здесь жить одной.
— Я должен пойти проводить патера, — сказал Шарло.
Кюре в прихожей надевал калоши. По пути домой он коротко спросил:
— Теперь вы уедете?
— Вероятно.
— Либо вам надо уехать, либо мадемуазель Манжо должна будет пригласить из деревни компаньонку.
Шарло с раздражением подумал, что кюре считает мораль главным законом человеческого поведения, и даже не мораль, а приличия. Он сказал:
— Мадемуазель Манжо сама это решит.
Они остановились на краю деревни. Кюре произнес:
— Мадемуазель Манжо молода и легко поддается влиянию. Она очень простодушна и совсем не знает жизни.
На сером фоне утренней зари он возвышался как черный восклицательный знак, выражающий безграничное высокомерие и апломб.
— Я бы этого не сказал. Она повидала жизнь в Париже. Она ведь не в деревне выросла, — язвительно заметил Шарло.
— Для познания жизни место жительства не имеет значения, — возразил кюре. — Один человек среди пустыни — этого уже довольно, если обучен наблюдать или имеешь дар наблюдательности. У нее нет этого дара.
— По-моему, за годы городского детства она набралась своеобразной житейской мудрости.
— А вы не задумывались над тем, можно ли эту житейскую мудрость приравнять к настоящему жизненному опыту?
— Нет.
— Сообразительность еще не заменяет опыта, а неопытность часто кажется сообразительностью..
— Чего вы хотите? Предостеречь меня?
— Вы образованный человек, мсье, и вы не будете утверждать, что это не мое дело. Дело это мое, вы сами знаете. Но вы, наверное, считаете, раз я говорю, что либо вы должны уехать, либо мадемуазель Манжо должна пригласить компаньонку, значит, я озабочен внешними приличиями. Но это не забота о приличиях, мсье, а знание человеческой природы, которое поневоле приобретаешь, когда день за днем сидишь и слушаешь, что рассказывают люди о своих поступках и побуждениях. Мадемуазель Манжо сейчас очутилась в такой ситуации, когда женщина вполне может совершить неразумный шаг. Все эмоции имеют общую природу. Людям известно, что в смятении плоти содержится печаль, но они не знают, что и в печали есть смятение плоти. Смотрите не воспользуйтесь этим, мсье.
