— Можете вырвать из моего блокнота, — предложил Ленотр.
Шавель сел рядом с Январем и начал писать: «Я, Жан-Луи Шавель, адвокат, проживающий в Париже, ул. Миромениль, 119, и в Сен-Жан-де-Бринаке… все акции и облигации, деньги на моем счете… всю мебель и движимое имущество… и земельное владение в Сен-Жан-де-Бринаке…»
Тут он сказал:
— Нужны два свидетеля.
Одним сразу же по привычке вызвался Ленотр — с готовностью, как, бывало, возникал на пороге кабинета по звонку хозяина.
— Нет уж, — грубо ответил ему Январь. — Мне нужны живые свидетели.
— Может быть, вы? — предложил Шавель мэру просительным тоном, словно дарственная оформлялась на его имя.
— Документ такой необычный, — засомневался мэр. — Прямо не знаю, может ли человек в моем положении…
— Тогда я подпишу, — сказал Пьер и размашисто расписался ниже Шавеля.
— Тут нужен свидетель понадежнее, — проворчал мэр. — Этот человек за рюмку спиртного засвидетельствует что угодно.
И втиснул свою фамилию в промежутке между подписями Шавеля и Пьера. Пока он писал, пригнувшись над блокнотом, им было слышно, как тикает у него в жилетном кармане старый брегет, отмеривая последние минуты перед наступлением темноты.
— А теперь завещание, — приказал Январь. — Пишите: все, что у меня есть, матери и сестре в равных долях.
Шавель сказал:
— Это недолго написать, одна фраза — и все.
— Ну нет, — горячась, возразил Январь. — Вы напишите тут снова все: про акции и облигации, и про деньги в банке, и про земельную собственность… Им же надо будет показать соседям, чтобы знали, что я за человек.
Документ был составлен, и Крог с зеленщиком скрепили его своими подписями.
— Бумаги возьмите себе вы, — сказал Январь мэру. — Может быть, немцы позволят их отослать, когда покончат со мной. А если нет, вы должны будете их сохранить до конца войны… — Он закашлялся, бессильно откинувшись к стене сарая. А потом произнес: — Я — богатый человек, я всегда знал, что буду богатым.
Свет постепенно уходил из барака, скатываясь в рулон, как ковер с пола. Сумрак скрыл кашляющего юнца, но пожилому соседу Вуазену еще хватало света для письма. В бараке воцарилась зловещая тишина — страсти утихли, и говорить больше было не о чем. Брегет и будильник невпопад отбивали шаг навстречу ночи. Когда совсем стемнело, Январь начальственно подозвал его, словно слугу:
— Шавель!
Шавель послушно подошел.
— Расскажите о моем доме.
— Он находится в двух милях от деревни.
— Сколько там комнат?
— Большая комната, мой кабинет, гостиная, пять спален, приемная, где я беседую с клиентами, ну и, разумеется, ванная, кухня… комната для прислуги.
