Но даже рождение дочери не могло спасти брак.
5
Когда Эрке вернулась с носками и с отглаженной рубашкой, стол был уже накрыт, а Гарик одной рукой переключал каналы на пульте, а в другой держал кусок хлеба и, обмакивая его в масло, ел яичницу прямо со сковороды.
– А где мама? – спросила Эрке.
– Тама, – Гарик резко вытянул шею в сторону калитки, отделяющей их двор от родительского. Эрке протянула Гарику носки и повесила рубашку на дверную ручку.
– Я скоро вернусь! – сказала она и быстро, чтобы Гарик не успел одуматься, направилась вслед за матерью.
Она догнала Ханну, когда та подходила к калитке.
– Гарик тебя напрягает? Извини, мама, не уходи. Он сейчас уйдет.
– Я не поэтому иду, – ответила Ханна. – Что-то собака лает, хочу посмотреть, кто пришел.
И действительно, Эрке услышала надрывный лай.
– Кини у? [25]Кто пришел? – спросила Ханна бегущую навстречу Митрофановну. За грудой столов и стульев, за высокими елями, растущими в центре двора, не было видно калитки. Подойдя чуть ближе, они увидели маленького Цыгана, который прыгал и извивался, словно воздушный шарик, а Мухтар рычал на него, лаял и бил лапой об решетку, пытаясь достать щенка.
– А насчет Гарика – горбатого только могила исправит, – продолжила Ханна прерванный разговор, – взрослого человека не изменить уже. Что поделать, доченька, судьба у тебя такая.
– Да… – Эрке посмотрела на мать с благодарностью.
– Митрофановна! Ты зачем собаку отпустила? – Ханна многозначительно посмотрела на Эрке и кивнула в сторону дома, что означало: «Иди пока поговори с Шекер, а я отвлеку Митрофановну, чтобы не мешала».
Эрке вошла в дом, села на стул и закрыла глаза. Перед ней все расплывалось. После яркого утреннего солнца темнота прихожей действовала ослепляюще. Но она и так знала обстановку наизусть. Небольшая прихожая была главным помещением в огромном двухэтажном доме родителей. Первое, что видели входящие в дом – портрет восточной красавицы: ясные черные глаза, ровный нос, румянец на щеках, белоснежные зубы и аккуратно уложенные волосы. Те, кто впервые видел этот портрет, были уверены, что на нем изображена не Ханна, а Эрке. Она была очень похожа на мать не только внешне, она чувствовала ее, как саму себя, и понимала потребности Ханны еще до того, как те были высказаны. Но как могло случиться, что мать так сильно изменилась и постарела настолько, что сейчас многие уже и представить себе не могли, что Ханна когда-то была красавицей?
Эрке знала, что мать давно несчастлива в браке. Жизнь с отцом была обязанностью, долгом, который она выполняла. Натан не скрывал, что Ханна не интересует его как женщина, и до нее то и дело доходили слухи о бесконечной череде любовниц мужа. Одной из них, она годилась ему во внучки, он подарил квартиру. Поначалу Ханна плакала и устраивала скандалы, но Натан грубо пресекал ее причитания. Не опровергая и не подтверждая слухов о любовницах, он бросал ей: «Это не твоего ума дела!» – и переставал с ней разговаривать, переставал давать деньги на расходы.
