Город чудес | страница 69
Он встает и ковыляет прочь. Теперь надо добраться до квартирки и спрятанных денег и документов. А потом уматывать как можно скорее из Аханастана.
«А оттуда в Галадеш, — думает он, — чтобы уберечь Татьяну от этого существа, чем бы оно ни было».
Понадобится местный ресурс. Но дрейлинг знает отличный вариант. Тот, чей домашний адрес известен широкой публике.
«Надеюсь, — думает он, пока плетется в сторону дороги, — она не застрелит меня при встрече».
5. Все, что мне оставалось
Иногда меня спрашивают про Во. Я нахожу такие вопросы очень прямолинейными, но пресса нынче рвется вперед и вперед. Еще немного рвения, и она споткнется — по крайней мере, я на это надеюсь.
Я думаю о том же, о чем думала всегда: статус-кво равнозначен рефлекторной смерти.
Люди не меняются. Государства не меняются. Их меняют. Они сопротивляются. А иногда и дерутся.
Из письма бывшего премьер-министра Ашары Комайд лидеру меньшинства Верхней палаты Парламента Турин Мулагеш. 1732 г.
Капитан первого ранга Кавита Мишра идет через пустырь, сунув руки в карманы шинели. Руины скотобойни за пустырем все еще дымятся, откуда-то из глубин поднимаются извилистые струйки дыма. Аханастанская полиция отгородила район, и Мишра замечает, что все офицеры выглядят очень серьезными, хмурятся и качают головами, щеки и носы у них раскраснелись под высокими шлемами с гребнями. У нескольких на плечах блестит золото — лейтенанты, а может, один-два капитана. Да, и впрямь очень серьезное дело.
Впереди констебль машет рукой в черной перчатке, завидев ее приближение.
— Простите, барышня, это место преступления, и я…
Мишра вытаскивает удостоверение и показывает ему.
— Доброе утро, — говорит она.
Констебль читает. Таращит глаза и отступает на шаг.
— Я понял, сударыня, — говорит он. — Э-э. Хотите, чтобы я позвал лейтенанта, сударыня?
— Если он тут главный — то да, пожалуйста.
— Да, сударыня.
Он рысью убегает прочь. Мишра ждет, окидывая взглядом руины скотобойни. Она могла бы пройти на место преступления, если бы захотела, — сколько бы золота ни украшало эти мундиры, ее пост с лихвой превосходит все прочие, — но не делает этого. Она не хочет, чтобы какие-то другие ее поступки, кроме появления и ухода, особенно запомнились.
Аханастанский лейтенант с внушительными седыми усами, которые колышутся всякий раз, когда он пыхтит от негодования, широким шагом идет к ней по тротуару.
— Да-да? — спрашивает он. — Чем могу помочь?
Она показывает документы. Лейтенант пугается, как и констебль, но возмущения в нем куда больше.
