— Готово, — тихо говорит она. Смотрит на небо, и он делает то же самое. — Чувствуешь?
— Да, — отвечает Сигруд. — Кажется… что небо чуть ближе, чем должно.
— Мы приблизили ворота. Но теперь надо встретиться с привратником.
— Еще один ритуал?
— Не знаю, как ты, — говорит Мальвина, снова садясь в машину, — но я отношусь к безопасности серьезно. Поехали. Отвези нас обратно к Солдинскому мосту.
Они едут в тишине. Все кажется угнетающе близким, как будто воздух слишком густой или улицы чересчур узкие. Даже люди на тротуарах словно чувствуют это, плотнее кутаются в пальто и дрожат.
— Это стены, — тихо говорит Мальвина. — В них есть чудеса, помогающие людям забыть об их существовании, и чудеса поверх чудес, которые делают их невидимыми, нерушимыми, и все такое прочее. Чудеса, предназначенные для забывания, — вот они-то сейчас и натянулись, как тугие струны.
Сигруд останавливается и паркует машину в нескольких ярдах от Солдинского моста.
— Из-за твоего запирающего механизма.
Мальвина выходит и идет к нижней стороне моста. Но, прежде чем войти в его тень, она останавливается и смотрит вверх: на улицы, на крыши, на окна и переулки.
— Что-нибудь заметил? — спрашивает она, когда Сигруд догоняет.
— Ничего тревожного.
Она морщит нос.
— Наверное, я просто нервничаю. Такое чувство, что… — она трясет головой. — Ладно, проехали. Займемся делом.
Он следует за ней под мост. Там разместился маленький трущобный городок нищих и обездоленных, нашедших приют под широким мостом. Они большей частью игнорируют Мальвину и Сигруда, когда те проходят мимо, — но какой-то сутулый старик со слезящимися глазами встает и почти шагает с ней в ногу.
— Что-то не так, — говорит он ей каркающим голосом.
— Знаю, — отвечает она. — Я тоже это чувствую.
Старый нищий оглядывается и бросает на Сигруда удивительно острый взгляд.
— Это даувкинд?
— Ага. Надеюсь, он того стоит.
— А ты… привратник? — спрашивает Сигруд.
Нищий ухмыляется.
— Что-то вроде этого.
Они подходят к дальней задней стене под мостом, безликой и пыльной бетонной поверхности, покрытой паутиной. Сигруд не понимает, отчего эти двое направляются прямо к стене, ведь в ней с виду ничего особенного нет, но тут она как будто… вздрагивает.
Или, может быть, содрогается. Как кожа барабана, в который только что резко ударили; бетон трясется и дрожит, пока не превращается в расплывчатое пятно перед его взглядом.
Потом стена прекращает содрогаться. И когда это случается, посреди нее возникает дверь — очень банальная деревянная дверь с потертой старой ручкой.
