Сигруд замирает и медленно поднимает на нее взгляд, смотрит в ее большие, темные глаза.
— Она была лучшим человеком, которого я когда-либо знал, — говорит он.
Тати удивленно моргает.
— Ух ты.
Он на мгновение задумывается, устремив взгляд на суровые леса, а потом говорит:
— Я тебе завидую.
— Почему? — спрашивает Тати, еще сильней удивляясь.
— Ты узнала, какой она была в мирное время, — говорит Сигруд. — Когда не боялась, не волновалась и не выполняла приказы. Когда просто была собой. Я не видел Шару такой. И меня очень печалит, что я все это пропустил. — Он смотрит на девушку. — Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой.
— Спасибо. — Тати сглатывает. Ее дыхание учащается. — Ты убьешь людей, которые убили ее?
Сигруд на миг задерживает на ней взгляд. Потом возвращается к своей работе, вставляя выбрасыватель в затвор.
— Я это уже сделал.
— Ты… ты что?
Сигруд, не отвечая, кладет затвор тыльной стороной на крыльцо, выравнивая отражатель.
— Ты кого-то убил? — потрясенно спрашивает Тати.
— Да, — говорит он.
— В самом деле?
— Да.
Она смотрит на дрейлинга, пока тот заканчивает собирать затвор «Камаля», что занимает некоторое время.
— Ты этого стыдишься? — спрашивает она.
— Я… не знаю. — Он кладет затвор в сторону и смотрит на нее. — Отчасти.
Она встречает его взгляд, потом смотрит вниз, на доски крыльца, дыша все чаще и чаще.
— Надеюсь, ему было больно. Тому, кого ты убил.
Сигруд хмурится и отворачивается.
— Что? — говорит Тати. — Разве это неправильно, хотеть такого?
— Наверное, нет. Будь я на твоем месте, хотел бы того же.
— Тогда в чем дело?
Дрейлинг вспоминает, как Шара однажды сказала ему: «Насилие — часть нашего ремесла, да. Это один инструмент из многих. Но насилие — это инструмент, который после одного-единственного использования будет умолять тебя применить его снова и снова. И вскоре ты обнаружишь, что используешь его против того, кто этого не заслужил».
В мгновение ока он вспоминает ее: девушку-солдата из форта Тинадеши, не старше Тати. Он вспоминает ее распахнутые от ужаса глаза и то, как вспарывал ей живот, ослепленный яростью…
Он возвращается к винташу.
— Не следует искать в этом мире уродство. Его здесь предостаточно. Ты найдешь его довольно скоро, или оно найдет тебя.
Тати некоторое время молчит. Затем она говорит:
— Но постой… если ты убил его… если ты уже убил человека, который убил маму… — Она подается вперед. — Тогда я могу вернуться домой? Все кончено?
— Будь оно так, — говорит Сигруд, — по-твоему, я бы тебе об этом не сказал?
