— Я ей не нравлюсь, — говорит он однажды вечером Ивонне.
— А должен?
— Ну… да? Я рисковал жизнью, чтобы попасть сюда ради нее.
— Ты привидение из прошлого ее матери, — говорит Стройкова. — Ты напоминаешь ей о матери и о том, что она на самом деле не знала Шару. Конечно, она тебя ненавидит. Ты знал Комайд лучше, чем она когда-либо. И ей тебя уже не опередить.
Откровение поражает и удручает Сигруда. Потерять любимого человека — это одно. Потерять того, кого ты любил, но никогда по-настоящему не знал, — совсем другое.
— Завтра я поеду в город, чтобы купить побольше дурацких книг для Тати, — говорит Ивонна. — Клянусь, она за день прочитывает толстенные фолианты… Конечно, снова зайду на телеграфную станцию. Ты знаешь, когда должен прийти ответ от Матушки Мулагеш?
— Нет. Я не знаю.
Ивонна сует в очаг на кухне очередное полено.
— Ты подумал о том, куда мы отправимся?
— Подумал, — говорит Сигруд. — Но…
— Что?
— Но кое-какие идеи у меня есть.
После того как утром Ивонна уезжает в город, Сигруд не знает, куда себя деть, так что он сидит на заднем крыльце, разбирает и чистит винташ «Камаль», который выбрал для себя. Это для Сигруда медитативное занятие: он разбирает и чистит оружие, как будто разбирает и чистит, а потом снова собирает собственный разум. Он это делает снова и снова, прислушиваясь к блеянью овец, ветру в холмах и щелчкам, с которыми каждая деталь винташа встает на место.
— Думаю, она уже чистая, — раздается за спиной.
Он поворачивается и видит Тати, которая смотрит на него через окно. Он ей кивает и продолжает свое занятие.
Она открывает дверь, выходит без единого слова и садится на один из деревянных стульев на крыльце. Молча наблюдает за ним почти десять минут.
— Зачем ты это делаешь?
Дрейлинг вставляет на место ось фиксатора обоймы.
— «Плохих положений не бывает, — цитирует он. — Только плохое снаряжение». Я должен знать это оружие, каждую его часть и каждую деталь, лучше себя самого, если намерен использовать его с умом.
— Моя мать научила тебя этому?
Сигруд медлит с ответом. Потом качает головой.
— Нет. Твоя мама не очень-то любила огнестрельное оружие.
— Правда?
— Правда, — твердо говорит Сигруд.
Тати немного поворачивает стул, чтобы смотреть ему в глаза.
— А что она любила?
Он вставляет ударник обратно в ствольную коробку затвора. Секунду-другую размышляет, потом говорит:
— Документы.
— Документы?
— Да.
— В каком смысле «документы»?
— Все, что Шара читала, — говорит Сигруд, — она запоминала. Или так казалось. — Он вставляет в затвор пружину выбрасывателя и боек. — Документы по истории. Документы о людях. Документы о документах. Это все хранилось у нее в голове до нужных времен. Возможно, она изучила лишь основы огнестрельного оружия, потому что слишком много места в ее памяти занимали документы.
