И все же смотреть на нее…
— У меня что-то с лицом? — спрашивает Татьяна.
Сигруд задерживает на ней взгляд еще на секунду. «Она понятия не имеет. Она не знает, на кого похожа. И кем может стать».
Он неловко кашляет.
— Стройкова… твоя тетя?
— Она друг семьи. — Холодная улыбка. — Миски на верхней полке справа. Ложки в выдвижном ящике ниже.
Сигруд открывает шкаф и видит, что на средней полке действительно есть миски, но на нижней имеется что-то гораздо более тревожное — большой черный револьвер.
— Это она тоже оставила, — говорит Татьяна из своего угла. — Думаю, для меня… хотя тебе он может быть полезнее.
Сигруд еще секунду глядит на оружие, потом принимается наполнять миску кашей.
— Зачем она оставила тебе пистолет?
— Думаю, на случай, если кто-то ворвется сюда и будет угрожать моей жизни. Вообще-то я бы даже обрадовалась. С того дня, как мама привезла меня сюда, ничего больше не произошло.
— Мама привезла тебя сюда? — переспрашивает Сигруд.
— А кто же еще?
Он озирается.
— Где Стройкова?
— Кормит овец и свиней. Наверное. Я не могу сказать точно, потому что мне нельзя выходить из дома. Я, видишь ли, немаловажная персона.
Сигруд садится за стол. Он собирается набить рот кашей, как вдруг Татьяна покидает свой угол и садится напротив. Она глядит на него пристально, словно видит перед собой странное животное и никак не может его классифицировать.
— Итак, — говорит она, — ты знал мою маму.
— Хм, — мычит Сигруд в ответ. — Да.
— Пистолетом пользоваться умеешь?
Он косится на шкаф с посудой.
— Умею.
Она кивает.
— И ты тоже был шпионом?
Сигруд медлит. Железное правило разведки: не бегать вокруг, крича о том, кто ты такой. Но нельзя стать достойным оперативником, не умея читать людей, — и он чувствует, что Татьяна Комайд уже знает правду и ждет от него того же.
— В каком-то смысле, — говорит он.
Она снова кивает и говорит:
— Понятно.
Звучит это немного дерзко. Потом девушка встает, хватает книгу и быстрым шагом выходит из комнаты.
Сигруд таращится ей вслед, гадая, что это было. Потом открывается задняя дверь, и входит Стройкова в грубой кожаной куртке и грязных сапогах, с винташем на плече.
— А, очухался, — говорит она. — И проголодался. Видимо, еще поживешь. — Она хмурится, услышав, как где-то в доме хлопнула дверь. — В чем дело?
Сигруд беспомощно взмахивает рукой, указывая на пустой стул напротив него.
— Татьяна была здесь, и…
— И?
— Спросила, знал ли я ее мать.
Стройкова прищуривается.
— И что ты ей сказал?
