— Антонова, — шепчет он снова и снова, — Антонова…
Давай, давай, Мишка… Господи боже…
Зачем я это делаю, мам? Где мои границы?
В день соревнований получаем номера, расписание. До старта — часа два. Можно еще раз пройти склон по точной трассе.
— Антонова, по пятьдесят?
— Тонь. Давай после заезда?
— Да само собой. Но и ща по глоточку.
Поднимаемся на кресле вдвоем. Тоня достает фляжку.
— Что там?
— Шлюхи.
— Шлюхи — это о нас?
— Это за нас!
И там не по пятьдесят, а по сто пятьдесят. Неуверенно спрыгиваем с подъемника.
— Ну что? Наперегонки?
— Тонь, успеем еще! Давай просто…
— За мно-о-ой!
И я — за ней. Конформизм — наше все.
На середине склона Тоня резко подрезает лыжника, он укладывается точно мне под ноги. Объехать — не знаю, как. Перепрыгнуть — не умею. Зато успеваю нарыть сугроб. Руки вперед и вверх — рыбкой — принимаю на грудь крепление лыжи. Слышу хруст.
Больно.
Поднимаюсь на стартовую площадку. Дышать почти не могу. Двигаюсь медленно-медленно. Глотаю воздух по чуть-чуть.
Есть в факте боли некий пофигизм, дерзость. Когда так больно, что становится все равно. И если бы в гору бежать, я бы не стартовала. А сноуборд — он же вниз, с горы.
Заезд прохожу на автопилоте, без драйва. Черные пятна пляшут перед глазами. Знаешь, мама, что такое автопилот? Как будто тело само по себе, а я сама по себе — вне тела — наблюдаю за собой со стороны. И мышцы вроде расслаблены, а вроде — в тонусе. Прохожу и трамплины, и флажки. Дышу или нет — не знаю, зато знаю, где наклониться, как сильно согнуть колени, куда повернуть.
Вот и трасса. Вот и финиш. Результатов не дождалась — зашла в травмпункт, тейпировали, вышла. Зашла в офис — написала заявление на увольнение. И меня никто не пытался удержать, представляешь?
Поменяла телефоны, удалила социальные сети. Сняла квартиру рядом с Бобровкой — почти на все. Тренировалась днями. Работала ночами удаленно. Искала свой правильный след — едва заметную границу, тонкую-тонкую нить на снегу.
Поняла, что каждый сам отвечает за свои следы. Каждый сам держит свои рамки. И никто не должен быть повелителем чужих границ.
Пришла весна. Зажили ребра. А с ними — и я сама. Снег начал таять. Иду на свой крайний спуск. Есть тут такая забава — горнолужник. Разгоняешься по подтаявшему склону, а финишируешь, скользя по воде.
— Привет, Антонова!
— Илья? — снимаю маску, щурюсь…
— У меня твой кубок, Антонова! Зайдешь на саган-дайля?
