В хате было темно и тихо. Негромко во сне на печи посапывал внук. Хозяйка все еще сумерничала у сестры. Наверное, обсуждают последнюю новость. Из Иркутской области приехала к матери Пашка Алёшина с четырьмя малыми детьми. Одному еще и года нет. Мужа ее, агронома, забрали как врага народа. Лошади колхозные в лугах чем-то отравились, все списали на агронома — намеренно отравил. Осудили и отправили на рудники. С правом переписки — одно письмо в год. Жену Пашку исключили из партии, выселили из казенной квартиры — живи, где хочешь. Вот к матери и вернулась. Жаловалась соседке, что ребят хоть на улицу не выпускай — дети живущего напротив милиционера проходу не дают, дразнят врагами народа, бьют.
Почему-то подумалось — как же теперь бабы будут креститься на церковь? У них ведь заведено — проходя мимо храма, останавливаются и творят крестное знамение. А теперь как же? Креститься на красный флаг? Может, надо было отказаться, не брать грех на душу? Но понимал — откажется, заберут. А в его годы было страшно опять в тюрьму, опять на нары. Сплоховал старый…
Снаружи послышались шаги, стукнула щеколда входной двери, в хату тихо вошла хозяйка.
— Чего без света сидишь? Зажги лампу, а то шубу повесить — гвоздя не нащупаешь.
Когда в хате стало светло, хозяйка посмотрела на деда. Хотела понять, пришел в себя, стоит ли разговорами тревожить.
— Сестра говорит, Ванька Грач с Ефимком ходят по деревне пьяные, поют охальные песни и матерятся. Совсем ошалели.
— Поганое дело мы нонче сотворили, — сказал он не поднимая глаз.
— Господь поймет, — вставила старуха, — без его воли ничто не делается. Такое время пришло. Ты сам часто повторял слова из Библии — идет время Хама. Ну вот и пришло.
Старик молчал. На печи заворочался внук. Егор Иванович посмотрел на свернувшегося калачиком мальчишку и вслух тихо проговорил:
— Коммунисты говорят, что ради них, теперешних школьников, строят коммунизм. Но коль командуют этим строительством Гришка да Никишка, у которых одно в голове — где выпить на дармовщину, которые свой-то дом не могут содержать в исправности, — они такое построят, что куры со смеху подохнут. Да шут с ними, с Гришкой и Никишкой, а вот что я отвечу внуку, если он спросит, когда подрастет, что отвечу — зачем красоту порушили, церковь старинную в руины превратили? Подняли руку на Бога, на красоту, лишили людей того и другого.
— Ложись-ка, старый, спать, хватит себя казнить. Как в Библии сказано: время ломать и время строить. Сейчас ломают, Бог даст, придет время, и храм восстановят, и окаянный флаг скинут, и крест будет на своем месте стоять…
