Я содрал крепко прилипшее к спине ружье и присел.
…Передо мной черная кора, трещины, мох… Комель смолевой, толстый, пуленепробиваемый.
Я снял кепку, повесил на ветку и поднял в свой рост, осторожно выставляя ее из-за ствола, будто выглядывая.
И сразу — сухой, отрывистый ружейный лай. Эхо загуляло, забегало по лесу.
Упала, стукнув по голове, откушенная пулей сосновая щепка. Загудела, посыпала шишками сосна.
Я увидел слабый дымок, след пороха, светящийся облачком над моховой кучей, метрах в сорока от меня.
Дымок выползал из-под вывороченных черно-фиолетовых корней рухнувшей сосны, и было его всего-то — словно курильщик дохнул после затяжки.
Я пустил туда заряд дроби и перебежал.
…Все ясно, почти все… Из карабина стреляют — значит, если я не подставлю себя под выстрел, — не попадут!
Быть вертким!
Но бьет он крепко, наповал… Не зевать! А за сорок метров я пройму убийцу своей крупной — на глухаря — дробью.
Он от меня не уйдет.
Не уйдет.
…За мхом — шевеленье. Я послал заряд в сосновый выворотень.
Дробь, сорвав кору, хлестнула вниз.
Громко охнули.
Или мне это показалось? В голове звон и шум, катается эхо, и за сорок шагов я вижу до самых малых мелочей стебельки, мох, ветки, хвощинки…
И кажется — даже росные капли на них.
Торопливо перезарядил ружье, а два патрона закусил зубами.
Вскочив, бросился к другой сосне — нырком.
Громыхнуло.
Чуть-чуть не попал, сволочь! Лежать бы мне невдалеке от Николы…
Короткими перебежками я очерчиваю круг, в центре которого — убийца.
Я понял, догадался — он открыт с другой стороны, со стороны солнца. Целиться ему в меня будет трудно. Пусть солнце светит ему в глаза. Пусть!
Я стрелял с равными интервалами. Считал: раз, два, три, четыре, пять — и давил спуск. Я навязал убийце свой счет времени.
Знаю: каждый раз, когда приближается время моего выстрела, убийца непроизвольно сжимается в страхе.
Хочет он или не хочет, а каждую пятую секунду он сжимается в смертельном страхе. Я диктую ему поступки! Я держу его в руках!
Нет. Мы взаимно связаны. Он сидит на одном конце веревки, а я на другом. И у каждого на шее петля. Теперь — кто первый и сильнее рванет эту веревку…
…Раз-два-три-четыре-пять — выстрел!
Летят вверх клочья мха и земли.
Басистый рев моей двенадцатикалиберной двустволки неустанно скачет между соснами.
Я знаю, убийца Николы сидит и считает — раз, два, три, четыре, пять. И при последнем счете прячется. Нет, при третьем — заблаговременно.
И при счете «три» — я вскакиваю, перебегаю и падаю за другую сосну, успев выстрелить на бегу. И снова впиваюсь глазами.
