Олеандр не стал спорить. Лишь осмотрел меня внимательным взглядом (я не видела, продолжая созерцать птичку, но чувствовала) и кивнул.
— Хорошо, будь по-твоему.
— Спасибо.
«Ну где же ты, Энди? Где же ты?..»
Время тянулось невыносимо медленно.
Жар солнца, духота, от которой не спасала даже тень деревьев. Мы поочерёдно ещё раз окунулись в ручей, пытаясь хоть немного освежиться.
На полдник лёгкий перекус из сочных фруктов — и тишина.
Она изводила больше всего. Дракон пару раз пытался завести разговор, но, не встретив поддержки, замолчал. И от этого становилось ещё беспокойнее и тяжелее.
Медленно приближались сумерки.
В какой-то момент я просто не выдержала и произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Я всегда завидовала родным.
Мы сидели под деревом. Точнее, я сидела, а дракон лежал на спине, закинув руки за голову и смотря куда-то вверх. Поза у меня была кошмарно неприличная: подтянув колени к груди, я обхватила ноги руками и положила на них голову. Но кто думает о приличиях, сидя в чужой рубахе? Вот и я махнула на это рукой.
Алтон даже не вздрогнул, услышав мой голос, продолжая лежать неподвижно, но я почему-то знала, что он меня слышит и, самое главное, слушает. И даже хорошо, что не смотрит, так легче говорить. Словно сама с собой разговариваю, открывая то, в чём боялась признаться кому бы то ни было.
— Быть изгоем всегда сложно. Все члены семьи владеют даром, кроме меня. И каким даром… телепортацией. Возможностью оказаться практически в любой точке мира. Такая свобода… В нашей семье всегда ценилась именно свобода. Тётя Агнесс вышла замуж в тридцать пять лет. И то потому, что дед вмешался, — вздохнула, наблюдая, как от песчаного ветра шевелятся цветы напротив. — Скандал был страшный. Дед сделал так, что её застукали с… напарником. Они много лет служили в императорской гвардии. Ох, женщина в гвардии — это само по себе скандально… Но в этом вся тётя Агнесс. Правда, тогда, повинуясь правилам, чтобы спасти честь семьи, ей пришлось пойти на уступки и согласиться на брак. Тётя до сих пор не может простить мужу сговор с дедом. Ну а как ещё было её уговорить? Но мы все знаем, что это она по привычке ворчит, а на самом деле очень его любит… и своих детей тоже.
А я любила тётушку… очень сильно любила. Может, потому что она одна из немногих, кто относился ко мне иначе. Не ругала за проступки и шалости, не требовала беспрекословного повиновения и страшно ссорилась с ба, которая называла меня наказанием за грехи.
