А может, он сказал так: «Увидимся?»
— Я тебе позвоню, — крикнул он, когда Вера, сняв на ходу куртку, уже вошла в здание.
Она сунула куртку под мышку и, еще раз объяснившись С охранником, бегом поднялась на третий этаж.
— Шура, — сказала Вера, открыв дверь.
На стуле рядом с Кроватью сидел высокий мужчина в строгом костюме. На вид ему было лет тридцаТь пять — сорок. Судя по его внешности, он хорошо зарабатывал, покупал еду в супермаркете и по утрам не толкался, как другие граждане, в общественном транспорте. Кроме того, была суббота, и Вера подумала, что он, наверное, человек занятой, если работает, когда нормальные люди отдыхают.
— Это Вера, — сказала Шурка, — моя подруга.
Он встал, и теперь Вера заметила, какой усталый у него вид, а глаза, как у побитой собаки. Вера не могла сказать наверняка, кем приходится Шурке этот человек, потому что для отца он выглядел слишком молодо, а для любовника — наоборот, но, с другой стороны, чего только не бывает. «Может, это ее мужчина?» — с завистью подумала Вера. Вот именно, с, завистью, потому что выглядел он, как Патрик Суэйзи и даже лучше. Его возраст Веру не смутил, потому что Джиму тоже было тридцать два. Он улыбнулся, и эта измученная улыбка показалась ей ужасно знакомой.
— Виктор Николаевич.
Вера пожала его большую мужественную руку.
— Это мой папа, — объяснила Шурка.
Только теперь Вера заметила, как они похожи Шурка и ее отец. Этого нельзя было сказать про Алекса, черноволосого, с раскосыми корейскими глазами, хотя улыбка и у него была такая же.
— Знаешь, — сказала Вера и замялась, — я просто подумала, вдруг тебе что-то понадобится. Вот мой телефон.
Вера достала из рюкзака тетрадь и, вырвав страницу, записала свой номер.
— Спасибо. Положи сюда.
Вера положила листок на тумбочку рядом с кроватью, где уже стояла банка с оладьями и лимон в сахаре.
— Выходит, ты будешь дома? — спросила Шурка.
Виктор Николаевич с интересом посмотрел на Веру. Странный вопрос. Почему бы человеку не быть дома, если он у него есть?
— Пап, — сказала Шурка, как будто угадав его мысли, — выйди на минутку, ладно?
— Ладно, — улыбнулся Виктор Николаевич.
Вера еще раз остановила взгляд на его усталом лице и только теперь поняла, сколько он пережил за этот день. Он смотрел на Шурку и улыбался и столько любви было в этой улыбке, нежной, преданной, мучительной любви. Скажи ему кто-то, что Шурка пыталась покончить с собой, — он бы сошел с ума. Но он этого не знал и теперь, наверное, думал о том, как много значит в нашей судьбе случай и какая это хрупкая вещь — человеческая жизнь. А правды он никогда не узнает — таков удел родителей. Но разве это их вина? Так устроена жизнь. Просто они видят мир иначе. Вера пыталась представить, что бы стал делать ее отец, если бы на месте Шурки оказалась она. Разве он не сходил бы с ума? Разве не дежурил бы ночами у ее постели?
